С литкона же. Судьи случайно промазали по клавишам и выпихнули его аж на второе место.
[Панический выбор]
Время пути играет заметную роль в развитии человечества. Конные повозки и твердая дорога дали возможность торговли между городами; корабли и самолеты соединили континенты недосягаемыми путнику морскими и воздушными путями; фотонные ракеты достигли ближайших планет и звезд. Кажется, если разнести две точки пространства подальше, а путь сделать потруднее, то вся конструкция приобретет практический смысл. Подпространство соединило галактику, подарив опьяненному человечеству сказочные возможности, одной из которых было перемещение на большие расстояния за короткое время.
Люди всегда использовали свои возможности в полную силу. То, чего не знали вчера, сегодня считается уже жизненно необходимым, то, до чего человек смог дотянуться и заявить свои права, теперь, казалось, принадлежало ему всегда.
Сфера дала жизнь многим мирам. Самобытным и удивительным, захолустным и унылым. С самого детства я желал вырваться из дома и хорошо попутешествовать. За свою жизнь мне удалось посетить несколько тысяч планет. Интересны странные миры со своей культурой, традициями: самобытные, закрытые или вовсе запрещенные. Таких планет оказалось очень мало, остальные были похожи друг на друга как близнецы. Из-за цвета нововозведенных колоний, такие планеты называли «серыми».
Впоследствии, «серыми» стали называть планеты, обреченные на медленное вымирание. Рудники, пересылочные и заправочные станции, запасники, курорты и просто чьи-то личные игрушки, торговые центры, фабричные конурбации, взаимосвязанные с другими планетами, такими же серыми, в своей массе. Забегая вперед, скажу, что те миры, которые ранее называли серыми, стали ими и позже, но в другом качестве. Сложно датировать начало конца. Быть может, людям вообще не стоило осваивать малоизученное явление сферы подпространства, никто уже и не ответит точно.
Я, как и миллионы других переселенцев, начал искать будущее место для жизни. Мир, где я готов был бы остаться навсегда. Получив синие документы поселенца в Эвакуационном комитете, я посетил несколько сотен различных рекомендованных планет, пока не понял, что ни один из предложенных миров меня не устраивает. Безликие поселения с прекрасными условиями для жизни напоминали скорее тюрьмы, отстойники, куда свозили будущее население. Свой мир я видел совсем иначе. Я решил искать миры первопроходцев. Планеты, освоенные в самом начале, когда едва лишь открытое подпространство открыло дорогу миллиардам авантюристов, которым стало слишком тесно на Земле.
— Рады были видеть вас. Прощайте, — провожатый стоял в безопасной взлетной зоне и равнодушно «интересовался» собственными ногтями.
Расторможенные двигатели дробно сотрясали корабль в предстартовой фазе. Уже на высоте я осмотрел игрушечную взлетную площадку. Провожатого уже не было.
Чуть после, я уже перелистывал «Справочник беженца» Артура Котца: Руанна, Рувиния, Румянцева Земля, Руминиль, Рута.
88898. Рута
<выдержка>
Единственная планета одноименной звезды. Колонизирована в 2… году. Изначально экспериментальное поселение, теперь представляет собой планету с социумом закрытого типа. Принимает беженцев. Явных требований к поселенцам нет. Принимающий космодром один на всю планету. Котц никогда не был на Руте и вряд ли был знаком с кем-либо, кто там побывал. Сомневаюсь, что он вообще куда-то выбирался со своей Даманты.
Рута — прекрасная планета для свободной жизни. Аборигены живут обособленными кланами, работают в специализированных центрах, отдаленно напоминающих города с Холодного Ожерелья, где нет жилых массивов. Но скопление Ожерелья характерно тем, что там невозможно существовать без химзащиты. Города Руты отличаются своей экологической безупречностью. Отсутствует тяжелая промышленность, люди здесь ценят местную природу. Когда-то Рута была безжизненным камнем на пути первых колонистов. Идея превратить планету в оазис кружила людям головы.
Как выяснилось, дорога поселенцам была закрыта. Ни один клан не принимал чужих, а жить вне клана тут было невозможно. Население контактировало с чужаками из других кланов только один день в году, во время какого-то праздника.
Запустив основные двигатели, я оставил планету далеко позади. А сам принялся читать с карандашом старого фальсификатора.
Сфера сжималась быстрее и быстрее с каждой секундой. Пределы коллапсирующего подпространства становились все уже. Единовременно десятки обитаемых миров отнимались от остальных непреодолимыми сотнями световых лет, исключая возможности прижизненной встречи родных и близких людей.
Перемещаться становится все тяжелее. Подпространство становится плотнее, терзая защитную энергооболочку корабля.
Никогда не привыкну к ощущениям. Весь твой корабль, все тело занимает собой огромное внутреннее пространство Сферы, сопоставимое с размерами самой Галактики. И в то же время пространство заполняет бесчисленное количество твоих разноразмерных копий, материального эха, дискретных образов и отголосков. Повсюду ты чувствуешь присутствие других кораблей, видишь их мелькающие и неуловимые глазу следы. Каждый описывает по-своему, и все всегда ошибаются.
Следующий мир я отыскал довольно быстро. Совсем недалеко от Солнечной системы.
41. Тики
<выдержка>
Спутник Мауи, единственной планеты Эпсилон Эридана. Колонизирован с первой волной, в 2… году. Условия позволили основать колонию. На время ночи города покрывались защитными экранами, предусмотренными конструкцией первых кораблей. Колония живет довольно закрыто, информации о том, что кому-то удалось получить вид на жительство нет. К вечеру, я покинул планету. Тики оказалась непригодной для жизни: экологическая катастрофа, произошедшая за несколько лет до моего посещения, превратила планету в малонаселенную космическую свалку.
Первые неудачи не смутили меня. Раз не повезло, повезет позже, думал я. Миров в галактике много, тысячи. Пусть все они — лишь пыль, а настоящие жемчужины скрыты под прочным панцирем, непроницаемым для бездеятельных и податливых поселенцев, чей удел — дожить положенный срок в предписанном мире.
Но, по мере сокращения моего списка, начальный энтузиазм сдавал позиции отчаянию. Исчерканный Котц отставлен в сторону. Радужные описания из справочника обращались чудовищными и мертвыми мирами. Запертая Рута, захламленная и безлюдная Тики; милитаризированный Шеринг и давно покинутая Аркадия. Меренгу, планету-сад, с её куполами и многочисленными архипелагами, я увидел уже на грани промышленной катастрофы из-за многочисленных беженцев, . На Аммане меня едва не расстреляли орбитальными средствами обороны. Все эти некогда уникальные миры погибали. Все гостеприимные планеты, принимающие поселенцев, ныне загажены и перенаселены.
Куда бы я ни летел, везде была паника, и толкотня. Галактика дышала этим ужасом. Правительства миров спешно сворачивали кампании на дружественных планетах, Срочный Эвакуационный Комитет составлял списки серых миров, коих оказалось подавляющее большинство. Открытые планеты явно не справлялись с нагрузкой.
Я беспокоился об оставшемся времени. С каждым днем, мой список худел не настолько от того, что я посещал эти миры, насколько они оказывались на обочине жизни по мере сужения подпространства. В конце концов, у меня почти не осталось вариантов после Варвы, где, в который раз, меня встретила мертвая пустота.
С первыми мирами, как оказалось, это случалось в большинстве случаев. Их колонизировали еще в те времена, когда не были открыты пригодные для жизни планеты. Чаще всего, условия жизни в таких мирах были ужасны, и люди спасались всеми доступными средствами защиты от противогаза до массивных планетарных щитов. Так или иначе, закрытые планеты перестали вселять надежду. Большинство из них перестало быть пригодными для жизни задолго до начала катастрофы. Быть может, из-за своей закрытости, возможно из-за неподходящих условий для жизни. Современные пустышки постепенно вытеснили их, что сыграло с людьми злую шутку.
27204. Бальджон
<выдержка>
Седьмая планета Минтаки. Колонизирована в 2… году. Ранее малонаселенный мир, ныне представляет собой крупный мегаполис и пересылочный пункт на пути Венера-Меренга. Принимает беженцев. Координаты космодрома уточните у диспетчера. На Бальджон, последнюю планету из моего списка, я прибыл, чтобы лишь заправить субтопливные баки: в планетах первопроходцев я успел разочароваться. Подпространственные двигатели не используют топлива, но чтобы погрузиться в него, необходимо было создать энергетическую оболочку.
Я остановился в портовой гостинице, где встретил Виталия Арнаутова, бывшего корреспондента, ныне такого же беженца. Он был стар, лет под сто. Сидел и со скучающим видом смотрел в большое панорамное окно обзорной площадки. Я подсел за его столик, заказал напитки. Арнаутов узнал меня с трудом.
— Здравствуй, скиталец, — он оглядел мою летную куртку. — Как дела на Альфард?
— Добрый вечер, Виталий. Понятия не имею, но думаю, что все там хуже некуда.
Несколько лет назад я был задействован в операции по спасению населения Альфард-4. Планета вступала в т.н. «Огненный год» — временной этап, когда планета оказывалась в зоне максимальной активности всех трех светил. В этот период, длящийся тринадцать месяцев каждые сорок лет, население переезжало в подземные укрытия. К несчастью, в то время подземелья перестали обеспечивать разросшееся население необходимым. Все шло к крупной резне. Мне удалось доставить и задействовать первые прототипы синтезаторов пищи нового образца, разработанных в корпорации, где я проработал до настоящего времени. Беспорядки стихли, а я стал местной знаменитостью.
Репортаж обо мне делал знаменитый путешественник Виталий Арнаутов, взявший интервью прямо под обжигающими солнцами местного темно-синего неба. Так мы и познакомились. Впрочем, с тех пор ни разу не встречались и не контактировали. Каждый был занят своим делом.
— Да, не позавидуешь им в сложившихся обстоятельствах.
— Боюсь, следующий Огненный год станет для них последним, если, конечно, их не эвакуируют.
Арнаутов закусил губу.
— Знаешь, комитет не справляется. Миры признаются серыми, а эвакуации нет. Жители обреченно ждут помощи, но тщетно. Транспортов слишком мало, — он кивнул на бесконечную цепь приземляющихся пассажирских звездолетов. — Сегодня сюда прибыли поселенцы с Дайсона, два миллиона человек.
Я рассматривал корабли. Буксиры, заправщики, танкеры — весь вспомогательный флот спешно переоборудовали под перевозку пассажиров.
— Здесь, на Бальджоне, давно не хватает места, а транспорты все идут, — старик глотнул кофе. — Но это лишь малая часть. Сегодня спасли Дайсон, завтра возьмутся за Хвойный. На очереди еще четырнадцать миров в окрестностях, почти миллиард поселенцев, а сколько осталось времени никто не знает.
— На Бальджоне замечательно, Виталий.
Действительно, мир был красив. Старая колония, один из первых миров, пригодных для людей. Здесь была своя растительность, буйно растущая в парках, даже микроскопическая жизнь теплилась где-то в темных глубинах единственного океана.
— Думаю, это мой мир, друг. Знаешь, я бы продолжил поиски, но именно здесь меня догнала старость. Вот уж не думал, конечно, — Арнаутов крякнул. — У меня случился удар, когда я узнал о том, что моя родня осталась на Венере. Я хотел вызвать их на Бальджон, мы собирались на Меренгу, но связь прекратилась. Думаю, я уже никогда их не увижу.
— Сочувствую. Это неплохой мир, мне здесь нравится.
— Ты ведь не останешься здесь, верно?
— Верно. Я ищу идеальный мир.
Арнаутов долго смотрел на меня, а потом улыбнулся.
— Рассчитываешь на многообразие вселенной? Определенно, руководствуясь такими убеждениями, можно принять на веру тот факт, что он существует.
— Я не сумасшедший, Виталий. Я лишь ищу планету, где я был бы нужен. Мир, который нужен мне, которому нужен я. Он идеален лишь для меня. Популярно выражаясь, мир, где я бы ни на минуту не пожалел о случившемся.
— Я не считаю тебя сумасшедшим. Ты ограничен временем, шансов у тебя почти нет. Почти, — старик загадочно улыбнулся в усы.
— Тебе что-то известно?
— Я не могу сказать определенно. Я ведь не понимаю, чего ты действительно хочешь. Я могу подсказать, где ты можешь искать.
— Это будет очень любезно с твоей стороны. Я составлял список, но он закончился на Бальджоне.
— А какие планеты были в твоем списке? Откуда ты их брал?
— «Справочник беженца» Котца. Не самое достоверное издание, но больше ничего нельзя достать. За основу я брал первые колонизированные миры. Ты ведь знаешь, условия тех планет довольно суровы, пригодных для жизни миров тогда еще не открыли. Думал, такие планеты не будут заполонены поселенцами. Я ошибался. Эти миры — такие же серые, как и остальные. Почти все они давно опустели, некоторые наоборот, переполнены теперь. Теперь Солнечный сектор недоступен — подпространство ушло оттуда.
Старик видимо вспомнил своих родных на Венере, поморщился и заказал что-то крепкое.
— Я дам тебе список завтра утром. Понятия не имею, что творится на тех планетах, но то, что они не рухнут, очень вероятно, насколько в такой ситуации что-то может быть вероятным. Слышал о запрещенных планетах? Миры, которые сами вышли из Содружества. Но они коварны. Каждая из этих планет находится в малонаселенных уголках Галактики, а большинство на окраине, то есть ныне они уже недоступны.
— Ты посещал запрещенные планеты?
Арнаутов залпом опрокинул рюмку.
— Я многое повидал. Мне ведь стольник накапал, — Виталий посмотрел на свои сухие ладони, крепко сжал кулаки. — В бытность свою десантником, я посетил тысячи миров. В том числе и запрещенных.
Мы еще долго разговаривали о судьбах мира, чему способствовал алкоголь. Вспоминали приключения на Альфард. Яро спорили о будущих жертвах: по его расчетам, людей гибло на несколько порядков меньше, а по моим жертв выходило такое количество, что он засомневался, что вообще кто-то останется. Смутно помню, как я, спотыкаясь и падая, волок Арнаутова в его номер, а позже, почему-то, он тащил уже меня.
Меня разбудил звонок Виталия. Удивительно бодрым голосом он сообщил, что составил список и уже несет его мне. Немного пораженный возможностями его организма, я пил лекарства и ждал.
— Доброе утро. Ты здоров? — он критически оценил мое состояние. — Ну, ничего, оклемаешься. Держи.
Я взял протянутый список.
— Две планеты?! — я был не столько разочарован, сколько удивлен.
— Да, остальные остались за бортом, — он подмигнул.
— Что ж, и на том спасибо, — я пробежал глазами по лаконичным описаниям.
Церцина и Старая Земля. Меня замутило.
— Что случилось? — Виталий заметил перемены на моем лице.
— Ничего. Ничего не случилось. Ну что, сегодня и полечу. Нужно посетить Церцину, она опасно близка к окраине.
— А что насчет Старой Земли? Я был на Церцине, не советую тебе туда лететь. Все равно не понравится.
— Потом поглядим. Тем более, что Старая Земля находится почти в галактическом ядре. В секторе Горизонт, если быть точным.
— Хм. Ты о ней знаешь? Я не указал Горизонт, это ведь больше не имеет никакого значения.
— Ты прав, Виталий. Никакого.
— Удачи. Я бы полетел с тобой, но, пожалуй, осяду на Бальджоне. В конце концов, не такой уж он плохой.
— Он замечателен. Думаю, я еще пожалею, что сам здесь не остался.
Мы распрощались. Арнаутов пожелал мне удачи.
Церцина
Я был здесь полвека назад. Чрезвычайно закрытый мир, но, думаю, ты со своим опытом сможешь поселиться даже у дьявола в аду, так что вряд ли они откажут тебе.Арнаутов
P.S.: Что-то мне подсказывает, что тебе там не понравится. Не забывай о втором варианте. Орбита планеты оказалась сильно загажена космическим мусором: множество спутников, часть которых перестала функционировать уже очень давно, обломки устаревшей электроники и просто неопределенный хлам. Где-то над северным полушарием пеленговалась старая космическая станция, передающая в окружающее пространство спектр различных шумов.
Связь работала, но диспетчер не отвечал. В эфире играла запись, в которой описывались преимущества свободной жизни в Керкене, а также повторялись неточные координаты лифта.
Координаты неожиданно оказались в современной системе позиционирования. Лифт, тонкий и почти незаметный луч лазера, находился на рукотворном холме посреди довольно неприглядного серого ландшафта.
Наконец, диспетчер отозвался.
— Кто вы? Назовитесь, — приглушенно проговорил вспомогательный динамик, взбив облачко пыли.
— Частный борт, прошу посадочное место, — я снял пыльную пленку с радиостанции, подметив, что еще ни разу не пользовался этим древним видом бортовой связи.
— Переместитесь в зону досягаемости подъемника.
Я остановил корабль над самым лучом. Раздался громкий треск и корабль стал быстро подниматься. Я ослабил тягу двигателей, движение вверх прекратилось. Вскоре я оказался на поверхности.
Стояла такая тишина, что было слышно, как капает на черную землю краска, расплавившаяся под пучком подъемника. Красное солнце висело уже низко; быстро темнело. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилался невзрачный город одноэтажной застройки. Черные дыры окон лишь усиливали ощущение всеобщего запустения. Дымовые трубы осыпались, оставив крупные рыжие кляксы на покатых крышах. Разломанное покрытие дорог сильно заросло травой. Я заметил деревья, захватившие территорию мощеных когда-то переулков. Листья пожухли в туманных испарениях, исходивших от вспухших луж замшелой грязи, разлитых там и тут.
Меня окликнули — высокий мужчина стоял у входа в низкую диспетчерскую вышку. Минуту спустя я понял, что сервисной службы для кораблей тут не предусмотрено, только какой-то квадратный кибер выдирал желтую траву, пробивающуюся по краям площадки. Человек постоял неподвижно, затем сделал приглашающий жест рукой и исчез внутри постройки. Я пошел следом.
Вышка выглядела единственным красивым зданием в округе — приземистая конструкция, выдержанная в одном стиле с большой жилой пристройкой, но, как и все вокруг, нуждалась в капитальном косметическом ремонте. Осыпавшаяся штукатурка обнажала заросшие травой трещины в блоках. Ржавый лазерный ретранслятор прислонили к стене, а на его место водрузили нелепую антенну, с которой свисали оборванные тросы. Казалось, время здесь остановилось пятьдесят лет назад. Я вошел в душный тамбур, за которым была толстая входная дверь.
Запах был первым. От затхлой вони слезились глаза. Небольшая комната, настолько загаженная, что не всякий глаз усмотрит отражение былой роскоши. Растоптанный, некогда пышный, ковер, казалось, врос в пол. Почерневшие стены, местами облюбованные грибком, еле удерживали массивное межэтажное перекрытие, прогнувшееся под тяжестью гигантской лишайниковой массы в самом его центре, где когда-то висела затейливая люстра, ныне служащая скелетом бурой массы. Там и тут стояли ржавые ведра, куда мокро шлепалась зеленелая жижа с потолочного бугра. Всю дальнюю стену занимал архаичный синтезатор пищи. Эту конкретную модель в нашем кругу видели только в справочниках. Надежный, времен первопроходцев, агрегат перерабатывал готовую биомассу в питательные батончики, вкус которых зависел от биомассы и аппаратом не контролировался.
За мной наблюдали две пары глаз. На возвышении, конструкция которого отдаленно напоминала трон, сидел очень толстый человек, с ног до головы закутанный в выцветшее покрывало. У подножия его насеста, скрестив ноги, сидел встретивший меня человек. Повисло молчание, которое первым нарушил «царь».
— Приятно видеть вас в наших краях, гунеш, — смысла последнего слова я не понял, но не обратил внимания. — Петер, собери зал, мы будем пировать.
Петер поднялся, подобрал с пола наполнившееся жижей ведро и ушел в полутьму, где было слышно, как он возится с синтезатором.
— Здравствуйте. Кто вы? — только и спросил я.
«Царь» удивленно пробормотал:
— Гунеш, что с вами? Вы не признали первого Керкена султана Керкенского? — «царь», вернее султан, продолжил. — Какие новости из-за рубежа? Вы решили наладить торговлю? Но ведь мы уже много раз говорили и будем говорить: Керкен не продает и не покупает. У нас все есть.
— Где жители Керкена? Почему я больше никого не встретил?
— Все ушли в поход… — церемонно ответил султан. — Свита вернется к пиру, Петер распорядился. Кстати, Петер, ты ведь распорядился?
Из темноты послышался протяжный вздох. Раздался ржавый звук отворяемого бака, гулко ударилось о его дно содержимое ведра. Синтезатор прерывисто заработал. Я ощутил себя идиотом среди себеподобных.
— Что происходит? Где все люди? Почему планета заброшена? Ретрансляторы работают вхолостую, космодром зарос травой, город пуст и загажен, а единственные живые разумные, которых я вижу, питаются экскрементами лишайника? — взорвался я.
Петер бросился на меня со спины и повалил на грязный пол. Он ударил меня ведром по голове. Все поплыло. Султан что-то кричал, но я уже не слышал.
— Петер, шпион приходит в себя. Не спускай с него глаз.
Помещение было другое. Судя по заглушенному гулу пищевого синтезатора, оно находилось по соседству с «тронным залом». Петер, натужившись, держал какой-то нелепый и большой механизм, отдаленно напоминающий излучатель. Султан сидел уже на обычном стуле. Он презрительно смотрел на меня и грыз батончик из зеленой гадости.
— Мы будем судить вас по закону Керкена, гунеш. За шпионаж.
— Какой шпионаж? Вы в своем уме?
Петер ткнул меня в бок и потащил обратно в комнату с синтезатором. Султан чинно проследовал за нами.
Агрегат выплевывал батончики в лоток. Судя по большому количеству сопутствующей жидкости, питательного вещества в водянистых зеленых соплях было очень мало. Я с удивлением понял, что они питаются исключительно этими батончиками. Определенно, им бы не помешал специалист по синтезу пищи. Мне стало смешно.
Султан взобрался на свой трон и громко провозгласил:
— Гунеш, вы приговорены к заключению под стражу.
И все.
— Проводите заключенного в камеру, — распорядился султан.
Петер поволок хихикающего меня в комнату, где я очнулся. Комизм ситуации довел меня до ручки.
— Слушай, Петер. Это ведь моя камера, верно? Или столовая? Или конюшня?
Петер угрюмо ответил. Впервые я услышал его голос вживую.
— Не ежись, гунеш. Если султан и идиот, то я прекрасно осознаю, где я нахожусь. А нахожусь я в грязной диспетчерской вышке при космодроме, откуда сорок лет назад отбыл последний транспорт до Церцины. И буду находиться до конца своих дней: эта планета — моя тюрьма.
— Разве мы не на Церцине?
— Это Керкен.
Что-то не сходилось.
— Это не Церцина. Получается, что двадцать первая планета — она и есть? Но…
Ну конечно.
— Покинутый Керкен в ваших галактических кадастрах значится как Церцина.
— Для чего? — я вспомнил Арнаутова недобрым словом.
— Мы не любим пришельцев.
— Почему ты назвал султана своим помощником?
— Потому что первого Керкена султан Керкенский стоит перед тобой. В прошлом странствующий капитан, если тебе это о чем-то говорит.
— Пират?
— Да. Мы все пираты… вернее они.
— На Церцине правят пираты?
— Именно так. Более того, пиратство — основа экономики Керкена.
— Получается, Церцина, оставшись без основного источника дохода, исчезнет также, как и остальные миры.
— Получается так. Я думаю, что Церцина загнется даже раньше. Как видишь, они не умеют обращаться с собственным домом.
— А почему ты обхаживаешь этого психа? Ведь ты султан, а он всего лишь твой помощник, — я сменил тему.
— Он мой брат. Поэтому он здесь, вероятно. Слишком опасен для советников. Власть в Керкене преемственна, но такого еще не случалось. Всегда у руля тот, кто посильнее. Перевороты происходят чуть ли не каждый год, иногда успешно. Он мог набрать силы и попробовать подвинуть нынешнего султана. Хотя сейчас он собственную задницу без меня не может подвинуть, как видишь.
Петер, наконец, развязал мне руки и предложил батончик. Из профессионального любопытства, я его взял.
— Опасен для советников? Подвинуть? Он ведь безобиден, — я, сомневаясь, откусил небольшой кусочек. Глаза мгновенно заложило пеленой. Через некоторое время эффект немного ослаб, и я смог разговаривать.
Все встало на свои места.
Синтезатор был неисправен. Устаревший механизм давно выработал свой ресурс. Выделения лишайника были напичканы каким-то наркотическим веществом, подавляющим разум. Видимо, блокатор не справлялся с нагрузкой и пропускал часть дурмана в переработку.
Петер понимающе ждал.
— Я вижу, объяснять особенно не нужно. У меня к этой штуке выработался иммунитет. У брата его нет, поэтому он живет в своем мире. Ему кажется, будто он султан какой-то жаркой страны. Изо дня в день он бродит по этим комнатам, считая, что путешествует по разным помещениям своего дворца. Я пробовал объяснять ему реальную сторону, но у него случился срыв. Именно поэтому я пресек твою пламенную речь и объяснил брату, что ты являешься шпионом из другого государства. Тоже южного, видимо.
— Вы пробовали искать другой источник биомассы? Деревья, что я видел на улице?
— В них еще меньше питательного вещества, да и добыть его сложно: нужно стирать древесину в пыль. Синтезатор старый, стоял тут, когда мы его нашли. Других источников нет. Лишайник захватил планету. Целые здания заполнены им с пола до потолка, свободные помещения — редкость. Скоро и здесь не останется места.
— Очень странное растение, — я покрутил в руках питательный батончик.
— Оно с другой планеты. И, похоже, оно разумное, — Петер подмигнул.
— На моем корабле есть совершенный синтезатор. Моя собственная разработка. Думаю, вы могли бы лететь со мной, его ежедневного ресурса хватит на несколько сотен человек.
— Нет. Я никуда не уйду. Это моя судьба, это судьба человека, к своему несчастью оказавшегося моим братом. И теперь это твоя судьба.
— Я не понимаю, — мне не понравился его ледяной тон.
— Ты никуда не полетишь. Ты нужен нам. Ты будешь другой стороной. Не беспокойся, брат уже забыл, что в «застенке» сидит шпион. Будешь послом, купцом. Будешь султаном соседнего государства. Кем угодно и чем угодно.
— Но какой в этом смысл? У меня есть корабль, мы найдем идеальную планету!
— Идеальных миров нет. Не осталось и хороших. Ты лучше меня это понимаешь. Я знаю кто ты. Ты авантюрист, убегающий от реальности. Слишком многого хочешь, а останешься ни с чем. Пора перестать жить мечтой. Пойми, что человечество обречено. Нас слишком много. Я принимаю ежедневные передачи по подпространственной связи. Думаю, связь и визуальные наблюдения — это единственное, для чего стоило использовать сферу.
— Я все еще не вижу смысла нашего здесь пребывания.
— Я так хочу, — отрывисто сказал Петер.
Я размял затекшие руки и изо всех сил ударил его в лицо. Он не ожидал удара. Ослабленный организм, долгие годы испытывавший недостаток питательных веществ, не выдержал. Он упал без сознания, выронив заряженный излучатель, которым я тут же завладел. Я впервые держал столь смертоносное оружие. Оружие пиратов и убийц.
Петер был жив, его грудь нерегулярно вздымалась в судорожных вздохах. Я не знал, что я буду делать с ним. Я не знал, куда мне предстоит лететь. Я понимал, что он прав. Но я все еще надеялся, что остался мой мир. Мир, где я смогу остаться навсегда. Последние месяцы я жил этой идеей и не был намерен от нее отступать, был готов снести любые преграды на пути к цели. В этот момент я совершил самый ужасный поступок в своей жизни.
Султан сидел на троне и опять жевал свой эрзац. Он поглядел на меня отупевшим взором.
— Приятно видеть вас в наших краях, гунеш. Вы к нам с официальным визитом? Или в качестве гостя?
Я смотрел на этого несчастного человека. Думал.
— Заткнись!
Султан широко раскрыл глаза.
— Что? Да как ты смеешь?!
Он задыхался. Я стащил его вниз за ногу. Сопротивляться он не мог. Как и Петер. Я вздрогнул. Стало гадко.
Лифт заработал не сразу. Наконец, раздался треск, и корабль рывками поднялся на орбиту. Керкен был все также безжизнен. Лишь никому не нужная станция заполняла эфир никому не нужным шумом.
Он узнал меня. Стоило выйти из кабины на минуту, как этот слюнявый тюфяк забывал мое лицо.
— Ты украл меня, — безапелляционным тоном произнес султан.
Я осмотрел его. Болезненно бледное лицо его теперь принимало осмысленное выражение. Пусть и очень сердитое. Нормальная диета и лекарства вывели токсин из его организма.
— Я тебя спас и уже пожалел об этом. Как тебя зовут?
— Не помню. Чертов гриб хорошенько отполировал мой рассудок. Представляю, каково было Петеру.
— У него был иммунитет, — вспомнил я.
— Это не так. У него была зависимость. Он один из первых подсел на эту штуку. Знаешь, ведь это он уничтожил Керкен. Потому мерзавцы и оставили его там. А меня с ним, в нагрузку. Чтобы не скучал, видимо.
— Что произошло на планете?
— Петер за несколько лет до катастрофы выбился в первые советники. Он получил судно, стал больше путешествовать. Ему не нравилась идея закрытого мира. Он хотел, чтобы у нас был «запасной космодром». Он брал меня с собой. Мы побывали во многих мирах. Последней планетой, где я побывал, была Рута. Представь себе поселение дикарей, разговаривающих с растениями. У них была целая культура. Именно там разводили этот ужасный лишайник. Он у них плохо рос, но они с каждым годом улучшали свои результаты. Вся планета сидела на наркоте.
— Я был на Руте не так давно. Мне тамошние жители показались адекватными, пусть и с причудой.
— Эта причуда, как ты выражаешься, сгубила целую колонию. Если ты там был, то должен был видеть, как там все устроено.
Я вспомнил игрушечные пейзажи планеты.
— Что было дальше?
— Дальше брата кто-то «познакомил» с наркотиком. После посещения Руты, он перестал брать меня. Летал один и, видимо, на неё. В последнее свое посещение он и приволок проклятые споры. Может случайно, может нет. Лишай быстро разросся. Как оказалось, рутянам лучше было бы жить на Керкене, — султан крякнул. — Превосходные условия. Мы всегда славились здоровым радиационным фоном, даром, что не светились по ночам. Это растение чертовски быстро размножалось, и особенно в темных помещениях. Занимало всю комнату, потом начинало гнить и вонять. Затем взрывалось и разбрасывало споры.
— Почему Петер не терял рассудок, в отличие от тебя?
— С чего ты так решил? У него развилась мания. Ты не знаешь, каким он был.
Султан надолго замолчал, а я не стал продолжать расспросы.
Несколько дней я продолжал поиски. Должна она быть. Идеальная планета.
Подпространство сжималось. Породившая его черная дыра в созвездии Стрельца теперь пожирала Сферу: ее границы все ближе подбирались к галактическому ядру.
Путешествовать почти невозможно. Калейдоскоп красок, явные признаки вещества. Энергооболочка буквально истирается о плотную среду. Смертоносная, но прекрасная феерия норовит вытолкнуть корабль в любой, менее плотной точке пространства.
Центр галактики больше не похож на яркое пятно. Теперь он выглядит, как испепеляющее образование, играющее всем спектром цветов, преимущественно фиолетовых оттенков.
Султан, наконец, вышел из тягостного оцепенения.
— Ты так и не сказал, что ты ищешь.
— Свой мир, — мне было не до разговоров.
Корабль чуть было не выбросило где-то в районе центрального скопления черных дыр. Близкая смерть напугала меня. Я понял, что времени почти не осталось.
— Но каков он?
— Я ищу прохладный и просторный мир. Мир, который живет за счет себя. Где нужны специалисты. Где приветливое население, где есть надежда на будущее. Быть может, Сфера — это еще не все. Может, мы найдем выход через некоторое время.
— Уверен, что это возможно на закрытой планете? Не для того ведь они отделялись, чтобы выходы искать.
— Я так не думаю. Надежда всегда есть.
— В таком случае, почему мы стоим на месте? Времени не осталось совершенно.
— У меня нет идей.
— Я знаю один мир. Думаю, он бы тебе подошел.
Я удивленно посмотрел на его бледное лицо. Внутри подло появился слабый лучик надежды.
— Почему ты раньше не говорил?
— Ты не спрашивал. А я готовлюсь умереть.
— Но почему? — я перестал что-либо понимать.
— Наркотик. Он необходим мне как воздух. Зависимые погибают без него. Кто через месяц, кто через день. Думаю, Петер не протянул бы и нескольких часов. Поэтому он не мог улететь с Керкена. Но опустим. Слышал о Старой Земле?
Опять она. Проклятый мной мир преследует меня.
Старая Земля была моей родной планетой. Я родился и рос в этом закрытом мире. Всю жизнь я мечтал вырваться оттуда, чтобы повидать другую жизнь. Сначала в качестве начинающего специалиста по синтезу пищи: как оказалось, специалисты были необходимы Старой Земле. Потом как пилот планетолета, но, к несчастью, началась колонизация второй планеты системы, и всех летчиков задействовали в перевозках грузов. Когда стало понятно, что колонизация нерентабельна (запасы ископаемых оказались много скуднее, чем предполагалось ранее), я устроился штурманом на военное судно. Через пару лет придумали охранный флот с их совершенным оружием, которое сделало невозможным ведение войн. Военный флот законсервировали на необитаемых планетах, откуда их быстро растащили предприимчивые «странствующие капитаны».
Я бежал с планеты, пробравшись на патрульный корабль охранного флота. С тех пор я побывал в огромном количестве разных местечек Галактики, ни разу не вспомнив об этом её уголке.
— Я не вернусь туда. Меня занесли в список самых порицаемых людей планеты.
— Эк тебя угораздило, гунеш, — султан рассмеялся. — Ничего, ты цепкий парень. Думаю, новое лицо и документы не станут для тебя такой уж этической проблемой. Ты должен хотя бы попробовать, попытаться!
— Нет.
Султан умер в полночь по корабельному времени, последние часы он был в бреду. Или я был в бреду. Он пытался начеркать на моей руке навигационные координаты Старой Земли. Я отдергивал руку, кричал на него, что и сам их знаю, хоть мечтал забыть всю жизнь. Он все порывался, размахивал стилом, а я все отстранялся. Он ослабел, рука его безвольно опустилась, выронив стило. Он назвал меня дураком.
Системы корабля отказывали. Энергощит стал почти прозрачным. Топлива оставалось на один перелет. Я не знал, сколько оставалось времени. Было ясно только то, что его не хватало.
С огромным трудом я погрузил корабль в подпространство. Последний перелет, и, на этот раз, я знал точно, что увижу. Последние слова султана не были бредом агонии. Я дурак и всегда им был.
Подпространство свернулось. Яркой вспышкой, остатки вещества хлынули в привычное пространство. В последние секунды, галактическое ядро стало огромным сияющим фиолетовым пятном. Почти неподконтрольная Сфера изрыгала материю: корабли, мусор, какие-то космические тела, непонятным образом оказавшиеся в подпространстве. Раскаленная пыль, расширяющимся шарообразным облаком прошивала защитные системы звездолетов, плавила обшивку, уничтожала все на своем пути.
Визуальный отпечаток Сферы, похожий на красное покрывало, застыл на приборах, будто бы остановившись в смертельном падении на черную дыру. Через некоторое время он исчез.
Я выжил чудом. Уничтоженный корабль выплюнуло на орбите. Крушение прошло почти без последствий: было сломано два ребра, мелочь в таких обстоятельствах. Султана я похоронил неподалеку от обломков корабля.
Синтезатор уцелел, его ресурса хватит еще на сотню лет. Кислорода поначалу не хватало, но постепенно я привык. Сейчас мне одному принадлежит целый город, весь мир, который так и не получит имени. Этот мир я сам когда-то возводил, привозя полезные грузы. С этой планеты я увез последнего человека, когда от проекта отказались. Первые месяцы я исследовал окружающую пустоту, потом неизвестность закончилась.
В этом мире прохладно и просторно. Здесь прекрасное ночное небо, настолько яркое, что светло почти как днем. Крупные звезды просвечивают через тонкую атмосферу в замысловатых узорах. Старая Земля почти не заметна: она скрадывается в подобных ей ярких точках на небосводе.
Я лежал на траве и искал среди миллионов огней блуждающую звездочку: свой мир. Идеальный мир.
[/Панический выбор]