I ВРЕМЯ

время ветром обволокло,
чуть поджилки свело на ступор,
в поле пасмурно и темно,
руки сжаты, но так свободны,
косье лезвие стрижет слой,
обрубая траву у корня,

скоро дождь и сорняк пророс,
дыбом волосы; одиноко
в поле чувствуешь однобоко
то, что в стенах на разнобой

как избыточен перевес.
на тоску и на бесполезность
не зарыться бы в одеяло.

все в избыток.
и скоро май.
все труднее остановиться.
рухнет если, то невзначай
рухнет раненною зарницей,
и затопчено будет в грязь.
и забыто, и может, плюнут
в сторону поворачиваясь
горизонтов светлей и лучше,
чем моя полевая связь.

II ПРОСТРАНСТВО

потому что у них есть дом.
над их кровлей сверкает небо,
а над полем, где ветер не был,
лишь пшеница скользит по рукам.
по руками? вы из дома - вон,
разломавши оконную раму,
и в природные панорамы,
до других доменных окон.
время виснет, и вдруг течет
даже поле не успевает
сделать колосяной поворот
ускользает, и набирает
обороты и скорость лет
ненадолго; но так казалось
что на вечность, а в ней момент
высота, а с неё не видно,
лишь пшено и зелены травы

зафлюгирован путь грозой,
и ловить, кто попался, бедный
захлебнулся в пространстве
надышался росой

III ЗЕМЛЯ

ход обычных, чужих вещей
производства родной природы
от погоды до сырости почв
отпускается в ход событий
ко взлету готов кукурузник
вырванный из коренных пород,
вдруг коснулся земли сырой
вдруг очнулся с полною тарой,
ненадолго, но телом дышит,
средь покосонною травой,
все лежит и едва колышет

ноги кровь отдали земле,
наполняясь подземной жилой

там и лег полевой могилой,
отдавая себя весне.

яблоко скушать, да выпить чаю.
чей-то званый, вычищенный
похищенный из общего ужин.
чай остыл, но не до конца.
чай выпит, а вкус корицы
сжигает горло, и дразнит десны.

якорь пустили в свободный ход
а он ко дну пошел. званый ужин,
уже не нужный, вычищенный до
последней столовой вилки,
вымощенный из камня, салфеток,
нелепых кетчупных пятен
глаза горят.

горят глаза от седьмого уж неба,
усталости, и повсюду пыль.
якорь не всплыл; я тут один,
в развалинах, руинах, окраинах
кухонных разговорах и, что, самое,
самое основное - в заборах,
так тщательно выстроенных
сторонними разговорами.

яблоко где-то застряло. почти в груди,
закрылки заклинило.

майские

во мне скопилось немного воли, готовой вырваться за предел.
то значит, вертит хвостом, елозит; всё то готовое, зрелое,
выращенное за пределами чужих полей, меж границ наших и ваших
дней, проведенных за кружкой остывшего и пустого, взрастить
хотел очень, вырваться за предел у предстоящей, недолгой ночи
но взгляд стеклянный, режим - рабочий, я весь вспотел.
страшно становится от зеркал, их надо куда-то деть
но взгляд стеклянный неотражаем, зачем на меня смотреть;
куда-нибудь со стены, подальше от комнат-быт,
здесь было зеркало, а теперь только дом под снос.
страшно оставить что-то не так, будто шар с полей
куда-нибудь в середину моих центрабежных осей
попал, нарушая ход дней, без того кривой.
чего, говорит, раскричался? иди, поной,
пусть море с твоих плавников из-под обид,
тебя, говорит, потопит твой лучший потеницал,
он всё отразит, а ты боишься зеркал.
пусть, он, говорю, хоть под землю, и плуг под бок,
он всё отразит, а значит и сам одинок,
то значит, что жест его - артистичен, а сам он - бог.

меж наших с вами границ, ниц упал,
в воде твоего океана чужая соль,
стоит мне только взять твою ноту ми,
уходишь ты в ми-бемоль
тебе, говорю, меж ваших с нами границ,
есть предел?
скучает, наверное, сидя в сени потолка.
тебе, замолкаю, покуда нельзя дышать.
как пусто;
лишенный связи, легкости ощутить,
заплакать, услышать, увидеть,
осуществить,
как глупо, так чутко к себе,
и вдруг
остаться без связи и легкости,
что вокруг

пускай, говорю, якоря и топи ко дну.
что вокруг, только тем, кто поймал волну.

его раскатов шум чуть потих,
всё плещет тихо в круговоротах,
янтарь сверкает за болью лихо,

а обороты, что слышно птиц
 в окно летящих в своей неволе,
такие, что ветер шумит поневоле,

горит звено, ну а я потух,
его раскатов уже не слышно,
а обороты, что птиц в окно,

и стекла биты, карманы вскрыты
горит, сверкая янтарной солью
но сыпьте больше, а лучше сразу

экстаз надолго, чтоб
перекрыло запонки болью
а стекла цветные в стразах

уже надолго в глазах
и в сердце,
давайте, смейтесь, инаковерцы

прыская ядом, немое жало
слова отняло, вклинило
зато я всегда буду рядом

с тобою на линии

корабль многоточия и касты
пошёл и наелсЯ зубной пасты
пойми, корабль
холодно под поверхностью
а свет может подниматься со дна
лодки 
Ф-фух, здравствуй, эпистолярный жанр!
Так давно с тобой не общались.