Планета дёрнулась так неожиданно, что Вася не смог найти себе лучшего применения в сложившейся за доли секунды обстановке, как опрокинуться навзничь, ушибив при этом плечо и подмяв кисть. Пока он соображал, подняться ли ему, или ждать возможного следующего нападения пространства, так долго бывшего столь миролюбивым и приучившего за последнее время к такому своему поведению Васино окружение, Земля задрожала ещё раз. Второе возмущение спокойствия ключевых человеков имело собой не единовременно мощное смещение равновесия, а ряд последовательных мелких рывков, переводивший их в вибрацию. Вася со злобой подумал о такой причине, сначала коротко метаясь своими мыслями в разных направлениях, затем утепляя их с переводом заданного движения в горячую дрожь, и, наконец, собирая их, разрозненные, в почти понимание того, что ему всё-таки следует встать.
Кисть обещала скоро начать болеть, да так, что карандашом пользоваться мешать будет, голова гудела, становясь пародией на вышедшую на связь, или, может, разорвавшую эту связь планету. Кто-то положил руку на голову кое-как установившемуся вертикально Васе, заставив его с ударом локтя развернуться, чтобы оказаться у противника сбоку. Обои на стенах когда-то гордо белели, но сейчас уже кое-где жёлтое смотрело в воздух перед собой. Люстра с двумя из пяти неработающими лампами дружила с пылью, и открыто ненавидела солнечный свет, иногда лунный и совсем редко звёздный, которые каждый проникали в комнату ну просто постоянно, никакого спасу не было от потока наглых частиц, так бесцеремонно огибавших замечательные грязные пятна на окне, его изломы вследствие прямых попаданий тяжёлого, прилипшие к какой-то химической плёнке частицы всё той же пыли. Вместо ковра была паутина, сцепленная периметром помещения, а паук сейчас находился в боевой стойке, оглядывался, тяжело дыша, и не мог понять, кто же его гладил по макушке. Чтобы это выяснить, он минуту назад начал проводить серию ударов с закрытыми глазами - опаснейший стиль Слепого - и вот никого рядом и нет, руки-ноги вражеской плоти не встретили, а уходить тому, кто пришёл, некуда; ну уж хлопнувшую дверь "слепой" Вася точно бы услышал.
"Ты - наркоман" - раздалось с потолка. Наркоман открыл глаза, затем, чтобы ответить, рот, но вовремя понял, что возразить по существу ему нечего, а переходить на личности - означало бы признать своё сумасшествие. Тогда потолок продолжил: "Ты - жалкое подобие прямоходящих, капля розовой нефти. Отдай мне свои шаги, а иначе я сработаюсь с твоей девушкой и заберу жизнь вашего неродившегося ребёнка". Вася ошарашенно посмотрел себе под ноги, приподнял правую ступню, левую. Затем он вопросительно уставился в потолок, но тот молчал. "Эй!" - крикнул Вася, и тут ему в спину ткнули кряжистой палкой, добавляя к поражённому обстоятельствами боку и кисти лёгкое повреждение спины.
Безбородый старик с красным носом и длинными желтовато-седыми волосам отдёрнул, не давая захватить, своё оружие и смотрел прямо в глаза резко развернувшемуся и приготовившемуся к очередной схватке хозяину квартиры. Глаза внезапного гостя были зелёные, ресницы белые и долгие, морщинистая кожа лица боролась со временем как могла, особенно это было заметно под глазами, отсутствию мешков там позавидовал бы молодой исполнитель роли Ромео.
Вася и старик сближались: первый в напряжённой боевой стойке, второй, насмешливо водя оружием. Наконец последовал удар посоха, Вася попытался приблизиться к противнику с перехватом его оружия, но одной здоровой кисти для такого манёвра было недостаточно - и в следующий момент тычок в рёбра отбросил Васю лежать на спине с вытянутыми перед собой в бессильной ярости руками.
Старик склонился над ним и плюнул в лицо - да как плюнул: с виду вроде слюна, а по объёму - так больше на рвоту похоже. Планета опять дёрнулась, мощно, как в первый раз, и тут же дёрнулась ещё раз. Вася слушал эти толчки, переходящие в вибрацию, которая, в свою очередь, переходила в плач ребёнка. Звук вызвал у Васи полное отрешение от мерзкого деда, от боли в плече, в груди, в кисти, в ушибленной голове.
Ребёнок, как водится, орал, озаряя всё своим появлением. Вася слушал и слушал, пытаясь ему помочь, но не имея возможности пошевелиться - только он в очередной раз пытался это сделать, крик тут же возвращался в движение и припечатывал его тысячами пинков обратно к полу, довершая такое усмирение новой порцией плача. Комната тоже вслушивалась в вопли жизни и доверчиво оттеняла их своей пустотой. Утреннее солнце, двигаясь, куда ему было надо, зацепилось лучами за эту суматоху, но даже не удосужилось посмотреть, во что это оно вляпалось. Вася кое-как повернулся на бок, и поморщился от звука, который плач младенца производил, со скрипом ведя своей упругой поверхностью по бедной Васиной голове.

Летишь вдоль, уставая двигать крыльями, а за тобой остаётся разорванный воздух: летишь вдоль.
Взмываешь в небо, тебя ненавидят такого, а ты взмываешь в небо.
Куда ни глянь: жизнь такая красивая, но вот время заканчивается, и тебя опрокидывает понимание того, что ты жизнь, а красота - твоя, но вот конец приходит, и то, что ты понимал, опрокидывается, и вот уже кто-то там, далеко, или давным-давно, но не ты, смотрит куда захочет, и всё-то ему здорово, но вот ты споткнулся о его полночь, и умер, а там вдалеке виднеется чей-то рассвет, но не его, и, конечно уж, не твой.
Вспышка света несёт тебя с собой, а ты весь она же, но вот что-то замедляет вас, замедляет, замедляет, и вот вас уже нет: ни тебя, ни её.
А бывает и так: вы всюду, яркие, ты и она, но это только видимость, а на самом деле вы заканчиваетесь, где-то там, вдали, только это не важно, потому что всё ваше внимание занято тем, что вы всё плотнее и плотнее, ближе и ближе, Любите друг друга всё страстней и страстней, пока не исчезнете, ни тебя, ни её - такие маленькие.
Журчание, означающее, что река начинает растекаться из щели, это идёшь рекой, а может и река идёт тобой, но не заглядывайся вверх и под ноги, потому что не заметишь, как начнешь растекаться из щели, станешь журчанием наизнанку.

Паренёк дёргался, привязанный, в кресле, яростно водя головой, потому что она единственная не была закреплена. Перед ним в другом кресле сидел человек средних лет в синей кепке и с папиросой в зубах. Он пристально смотрел на голову парня, и когда их взгляды встречались, сам нервно дёргался: головой, кистями рук, одним коленом. На стене была прилеплена телевизионная панель, по которой показывали аниме:
Главный, судя по своему грозному виду и белым волосам до дверного косяка в два метра над полом, герой с огромным мечом, ширина лезвия которого составляла две его руки, а длина - полтора роста, вошёл в спальню к девушке. Та мирно спала, и он, преклонив колено, смотрел на неё. Но тут в дверях появилась другая девушка, с боевой цепочкой, и с визгом "Опять ты здесь, извращенец!" выпустила своё оружие в героя. Та, которую разбудили, удивлённо наблюдала за сценой удушения своего поклонника.
Сидящая в кресле женщина затушила папиросу о тушилку папирос, что была надета на её запястье, и начала вещать, глядя в глаза притихшему парню:
- Боевое, драматическое, фантастическое аниме с элементами гарема, на неокрепшую психику подростка оказывает самое благотворное влияние, являясь пропагандой жизненных ценностей, на которые следует ориентироваться для дальнейшего развития человеческой особи в благотворном ключе. Ты понимаешь, что мы знаем, что делать, потому что мы умеем отделять зёрна рационального изменения климата на планете от плевел ваших детских глупостей, которые какими бы верными ни были идеологически, не зайдут дальше битья головой в нарисованную дверь. В нарисованную, красиво анимированную дверь, которую вы же и нарисовали и оживили, заставили призывно и неприступно сверкать, сами того не понимая, и полагая, что это мы, чёртова планета чёртовых кретинов, не пускаем вас.
- Заткнись уже... - был ответ. - Вам меня не сломать...
- Да ты уже сломан, не работаешь! - крикнул ворон. Женщина этого не услышала, потому что у неё галлюцинаций не было.
- Сссссс... - парень вдруг замолчал и снова начал дёргаться, потому что женщина переключила видео и опять стала ловить его взгляд.
Телевизор показывал последствия землетрясения: люди, часто согнутые, ходили и не смотрели в объектив камеры.
Парень запрокинул голову, закричал, из его рта вырвался белый свет, который, когда парень начал мотать головой, стёр видимость всей комнаты, и теперь о происходящих в ней событиях можно было узнать только по звукам телевизионного репортажа, и истошным крикам. Это, однако, не помешало женщине закурить очередную папиросу и уставиться туда, где должна была быть голова её собеседника.
- Ты знаешь, почему происходят землетрясения? - спросил вдруг парень, перестав кричать.
Комната продолжала быть абсолютным белым, и женщина ничего не отвечала. Тогда он продолжил:
- Земля не предупреждает о них, она властна дёргать поверхность где и когда захочет, и только за некоторое время до толчков даёт знать о своём плане. А если вы выведете формулу, позволяющую просчитать все будущие толчки хотя бы на десять лет, у вас крыша над головой рухнет, или метеорит на башку приземлится. Потому что вы боитесь неизвестности. Вот сейчас тут потемнело, то есть посветлело, ну да разница небольшая, а ты уже и боишься меня, хотя я пристёгнут к креслу и даже руку поднять не могу. Кстати, мне почему-то кажется, что ты либо заслушалась моей речью, либо не можешь нащупать пульт.
Говоря это, парень сжал в руке пульт от телевизора. Он направил его к стене и нажал кнопку выключения. В это же время комната обрела видимость, как будто вместе с телевизором был выключен туман, резавший глаза своей яркостью.
- Как ты... - женщина встала с кресла и подошла к нему. - Как ты забрал у меня пульт?
- Всё просто. Вы ведь сами свели меня с ума, а когда мы оказались одни в изолированном помещении, мне не стоило большого труда свести с ума вас. Вы, сами того не заметив, отдали мне этот пульт. А то, что вам кажется, что вы сидели в кресле - не более, чем амнезия, приправленная замещающей галлюцинацией.
Плазменная панель загорелась голубым светом, громогласно заявила "Обратите внимание!" и выдала следующий текст белыми буквами:
"Согласно правилам проведения гипнотической коррекции психики, в случаях, когда психика пациента внезапно перестаёт поддаваться атакам, следует незамедлительно усыпить пациента и препроводить в тренировочную комнату"
- Нет... - пробормотала женщина, - я не могу... Я ему в вену не попаду.
- А, так вам помочь?
- Не дёргайся.
- Да на здоровье.

Над лежащим на диване парнем колдовал доктор. Он смотрел то на монитор, где отражалась картина работы мозга, то на пациента, на лице которого была полная безмятежность. Несмотря на всю враждебность происходящего, он спал сном младенца. Доктор писал на ноутбуке:
"Будет работать дальше. Мощный, потенциальный разум, сознание блестящее, но глуп, очень глуп, совсем не развит, и навести его на верный путь - как два пальца об асфальт."
Тут медицинский компьютер тревожно запищал, но прежде, чем доктор перевёл взгляд на экран, из ушей парня появились два столба света, разросшиеся и заполонившие собой мгновенно всю комнату, убрав всякую возможность разглядеть свои пять пальцев. В этой комнате, в отличие от предыдущей, были окна, и случайным ночным прохожим открылся чудесный вид: окно психиатрической лечебницы прожектором разрезало ночь, вытравляя на противоположной стене дома белое, прямоугольное с мягкими углами пятно.
- Мама, огурцы всё только испортят... - заявил парень. - Не надо огурцов.
Мать стояла перед ним, дрожа контурами своей фигуры и не чувствуя ног, и голосом робота говорила: ну, не надо и бог с ними. Потом парень отвернулся и пошёл в окно, лететь над городом за покупками.
Доктор ощупывал его лицо, и не находил никаких изменений, парень продолжал спать. Пульс, дыхание, тоже были в норме.
- Знаешь, пап, я всегда хотел, чтобы меня все-все понимали. Вот к каждому подхожу и чтобы он понимал.
- Да, сынок, такая же штука и у меня была в твоём возрасте. - отвечал летевший рядом отец.
- Вот дура там в комнате, она же ничего не понимает, курит свою папиросу, а над ней ворон летает, так она даже ворона не видит. Представляешь, пап!
- А вот твоя мать очень наблюдательная женщина, иначе я бы один не вырастил такого проницательного и смышлёного персонажа, как ты.
Абсолютная белизна комнаты пропала, как будто и не было её, и доктор тут же бросился к медицинскому компьютеру. Некоторое время смотрел на монитор, а потом застучал пальцами по клавишами ноутбука:
"Повторная потеря контроля над психикой пациента - 03:14, 11 февраля. Возвращение состояния к приемлемому для вмешательства - 03:40, 11 февраля. Что бы ни было причиной, это у него настолько глубоко, что мы можем только гадать, как нам извлечь это, не убив пациента."
- Где я? Доктор? Что со мной случилось?
- Ты попал в аварию, все живы, всё обошлось, отдыхай.
- Ага... По-моему, это вы в аварию попали. Ничего не понимаете и ничего не можете со мной сделать, а убивать нельзя, потому что это вам не лягушкам головы отрезать - сразу душа улетучится, а вам-то душа нужна, да?
- Души нет.
- Ну и ладно. Но если её нет, чем я вас тут гоняю, по-вашему?
- Гипнозом, чем же ещё. - доктор ударил по красной клавише.
Парень вскрикнул от боли в спине, перед его глазами появились чёрные стонущие фигуры. Доктор оттолкнул одну из фигур, тут же распавшуюся на три других, и проговорил, глядя в раскрытые глаза:
- Сейчас я досчитаю до десяти, и когда скажу "десять", ты забудешь обо всём, что с тобой происходило с утра. А если не забудешь - мы испортим медицинские карты, а заодно и жизнь твоей девушке, всем твоим родственникам, и всем родственникам твоей девушки. Раз...

- Двигатель, иди сюда.
Пацанёнок с красными глазами подошёл к двум человечкам постарше, которые сидели на лавочке.
- Давай, покажи чё ты умеешь.
- Что тебе показать?
- Ну магию свою.
 Кисть руки одного из ребят вдруг сломалась в неестественном жесте, он сопроводил её удивлённым взглядом. Потом кисть как бы рванулась вперёд, и её хозяину пришлось, оторвавшись от лавки, следовать за ней. Второй мальчишка настороженно за всем этим следил, Над крышей многоэтажки проплывало, направляясь к закатному горизонту, радиоактивное облако - в таком виде эти и многие другие события представлялись профессиональному грузчику, отдыхавшему от громогласно раздающихся скучными рабочими вечерами в ушах ударов учащённого пульса Бога. Волновался Бог неистово - ему было тоскливо и в то же время страшно от видимости отсутствия выхода из положения: планета Земля, казалось с утра ему и его коллегам, целенаправленно перекрывала каналы связи со своими создателями.
- Это что теперь?
- Это теперь бог. - вздохнул Наблюдатель-1. - Он там, у них в огнях. И ещё в украшениях, немного. Про мозги не говорю - и так, наверное, понятно. Вот, смотри...
На столе лежала заколка с изображением Луны; Наблюдатель-2 и Лена рассматривали её с размазанным любопытством пьяных первооткрывателей копошащейся, но очень хитрой в своём господстве тундры.
- Дай открывашку, - потребовала Лена. Заколка на столе, услышав шёпот надвигающихся демонов, дёрнулась в сторону и оглушительно завизжала:
"ДАААААА, ДЕТКИ, ВЗМАЖЬТЕ МЕНЯ ПЕРЕПОНЧАТЫМИ КРЫЛАМИ!!!"
Наблюдатель-2 смотрел на развернувшуюся картину взаимного наблюдения, время от времени протирая стёкла очков от осадка тяжёлых испарений, которые шли из мернозависимых областей его головного мозга по каналу странного назначения, разделявшемуся ближе к поверхности его бронированной души на два более мелких канальца, которые вели сквозь центр зрачков прямиком в открытый космос. Вдруг он заплакал, и духи предков, которых так и не удалось вывести из казалось бы стерильных помещений выбитой на последние талоны пещеры, кинулись его утешать, не заботясь о проблемах наиболее, натурально, беззаботного из них. Он, игристый, как пена хорошего пива, лежал на асфальте в позе эмбриона, из его носа текла кровь. В воздухе рядом с духом носились крики "дурак, её пришьют ещё, в лёд надо!"; рядом валялась в целом грубовато, но всё же почерком будущего мастера оторванная кисть.

В больших городах не замечаешь деревню, а она всё там же, самое далёкое - под землёй. Такая ужасная ошибка человека происходит потому, что он не привык видеть то, в чём не отдаёт себе полный отчёт. Если сквозь асфальт на протяжении десятка лет будет расти берёзка - 10 к одному, что вы, да-да, лично вы её не заметите, даже когда она станет прорезать своим стволом ваше туловище, словно нож - масло.
Один такой шёл по проспекту, уши заткнул модным RAPчиком, и в болото своими забавными говноступами. И что это, думает, мне дыхание спёрло - подхватил что ли чухню какую от Светки? Светка - его временная самка, на ближайший месяц, они об этом и не знают, болезные. Так вот, думает он о своей мегаполисной проблематике, а сам уже на метр под трясину ушёл. Буль-буль-карасики. Новый вид, с бронированными жабрами.
Я когда первый раз оказался в Мегаполисе - чуть копыта не откинул всё от той же кислородной недостаточности, только со знаком минус. Лежу на остановке трамвая, задыхаюсь, а человеки делают вид, что я пьяный кретин. Тогда уже ваш, городские, Пьяный Мастер понял, что каши с вами, клоунада гособлместцирка, не сваришь, вы и ложку-то в своих корявках не удержите. Ну да ладно, я сейчас собираюсь поведать не о вас, хоть вы и наверняка всё прочитаете, и ничего не поймёте, а буду я держать рассказ о Царевне лягушке. Не та знаменитость, что уже давно почила в бозе, а из молодых...

Была у царя Гороха дочь-красавица: племенная гордость, огненные косы, глаза, как две жар-птицы, стан, что горный ручей на короткой дистанции, пятки - щёки коровок божьих. Непослушная была, по-женски гордая, потому что пока царь завоёвывал соседские пашни, мамаша её, царица то есть, насаждала детёнку мыслеформы того, что все мужики - камешки на дне водоёма а она, царевна-то, обязана не отдавать свою вечную душу камню.
- Кому обязана? Да Вселене, кому же ещё.
- Мам, я и хочу тебе верить, как то Светарэ завещает, и не могу, прости меня... Мужики не камешки, а я не антропоморфное Горение Звёзд, мы одно и то же, только с разными знаками полярности.
- Ты эту дурь библиотечную отсеивай получше, золотце с щербинкой, кто тебя кроме матери жить научит? Этот горлохват что ли, со своими боевыми корешами?.. Пожалуйста, доча, будь выше песку... Будь... будь, моё солнышко тёплое... словно леса шелестовые... - начала царица колыбельную, увидев, что дочь уснула посередине слова "горлохват".
Царевна выросла умнее всех придворных дам, светлее всех заморских фиф, могучее доброй половины папиной армии, и вот пришла пора родителям задуматься о будущем, что бы под этим словом они ни понимали. Страна тогда держалась здорово, всего две войны на дальних границах, а потенциальных союзников было - треть континента; похожего, что странно, по своей топографической форме на ящерицу с бородой. Ходили слухи среди богословов, что это вполне может быть и не земля в традиционном понимании, а спящий брат Светара, Вечность Бухой Аэроз. Царь Горох поощрял богословские изыскания с помощью шута, которого он под видом послушницы посылал срывать религиозные заседания. Но об этой стороне нашего рассказа в другой раз... Стены королевского замка однажды утром начали пахнуть болотом. Стражник шёл со смены в уборную и, смывая нечистоты в канализацию, отшатнулся. Напор воды не то чтобы очищал унитаз, а как-то делал его окрас более однородным - зелёный с чёрным. Вонь стояла жуткая, и стражник закричал:
- Группа Ижица, все в сектор Б! Здесь вторжение!
А тем временем группа Ижица падала с ног в опьянении болотным запахом, наполнившим собой корридоры дворца и пробивающим себе дорогу к тронному залу, через дубовые двери. Стражник в уборной яростно захрипел от осознания своей беспомощности и опустился на колени, чуть погодя лёг и заснул.
Царь Горох:
- Что ты такое? Какого чёрта?!
- Я - твой самый страшный кошмар, щенок. Пришёл сыграть с тобой в съедобное-несъедобное. Правила знаешь?
- Зна-а...
- Начинай.
- Полынь!
- Несъедобное. Звезда.
- Несъедобное!
- Ну вот и всё. Я за твоей дочерью, и ты её только что проиграл. Надеюсь, больше никогда не увижу твою мерзкую рожу.
- Стой мррразь! Стоэм... - рот царя забился грязью, когда он пытался нанести удар посохом в рёбра Болотному Королю. Кроме рёбер у того практически ничего и не было, зато те росли не по закону осевой симметрии, а в форме зловещего диска, защищавшего организм подобно броне танка. Болотный Король брезгливо отодвинул царя Гороха в сторону и прошлёпал мимо трона в комнату царевны Ольги.
Ольга, зацепившись за потолочную балку, висела над дверным проёмом и, впустив в комнату незваного гостя, разжала пальцы ног, обрушив ему на деревянную корону настольную лампу. Лампа разбилась о зелёную черепушку, и из неё (из лампы, понятно) посыпались горящие угли, шипя и угасая на поверхности организма гостя. Чудовище озадаченно взглянуло наверх, затем ухмыльнулось и дохнуло в царевну облаком смрада.
- Кап-кап. Я - Сталагтит, а это мой братец Сталагмит. Привет, красотка, хочешь бежать отсюда? Тут говённое место, извини уж за прямоту. Тебе тут ни к чему задерживаться.
Царевна удивлённо осмотрелась по сторонам, сделала пару шагов, посучила непослушными ножками и с ужасом обнаружила, что её тело стало скользким, а зрение не улавливало ничего, кроме капель, падавших сверху вниз на поверхность, которая не была полом, а была плоскостью гравитации.
- Что за ерунда! Где я? Что со мной происходит? Кто вы такие?
- Мы - твои друзья, потому что местная атмосфера нас угнетает, и тебя, очевидно, тоже.
- У вас мух не будет?
- Мы питаемся только от Матери Арзлины.
- Ладно, я по-шла...
- Бывай, королева.
- Я не королева, я царевна.
- Нет, ты именно королева, иначе ты бы здесь не присутствовала. Мы-то уж знаем, этот чертила тут так свои мысли раскидывает, что хочешь, не хочешь, а слушать придётся...
- Ребя... Вы имеете в виду такого шипастого и... О Боги!
Лягушка начала вспоминать, кто она, и где находится.
Братья внимательно следили за ней - один молчаливый, снизу, и второй, сверху, тот, что держал речь.
- Вот оно что. - сказал, наконец, верхний - Сталактит, - Совсем тебе память отшибло; ну, ничего, сейчас поправишься, красотка. Иди на шум - и там будет выход туда, куда тебе надо идти. Грязный Ублюдок ждёт, королева...
- Я... не... королева?.. Что за жуткий бред, я вас спрашиваю! Кто вообще разрешил вам издеваться над королевск.. ой особ... ой...
- Братец, что это с ней? Память, смотри, вернулась, но ей вроде как тесно в её голове.
- ...
- Да, мне тоже так кажется. Вот ведь контрацептив шипастый, чтоб у него посох сгнил!
Лягушка последней фразы уже не слышала, она двигалась на шум, который был ни чем иным, как бульканьем болотных газов. Она двигалась прыжками по пространству пещеры, и удивлялась, как просто и как ловко работает её новое тело.
В местах, где находилось болото, громоздились многочисленные постройки порабощённых Болотным Королём камнежитов. Это дикое племя, насколько было известно царевне Ольге, поклонялось Арзлине, смотрительнице геосферы, а остальные божества его не трогали, потому что таков был договор между Богами... На этом месте страница библиотечной книги обрывалась, потому что какой-то нерадивый монах хотел изменить историю. Об этом случае тоже расскажу в другой раз. Договор был таким: "Вы, чёртовы политиканы, работайте над своими законопроектами, а мне дайте мои участки. Какие участки? Да вот шарик этот, планетоид по-вашему. Что, отдаёте? - Да танцуй уже отсюда, павлинша-пчеловодка... А ничего у неё задница, да?"
Итак, камнежиты были по-каменному умны, и в дела других народов не совались, пока не начал захватывать их земли Болотный Король. И вышло так, что возразить ему было нечего, камень грязь не берёт, и единственным выходом явилось сотрудничество. Ну, известно, с условиями: вы, бусинки, работаете на меня, а я за это не превращаю почву под вашими посёлками в жидкую кашу. Работа была относительно непыльной - тут алтарь соорудить, там пещеру проковырять. Жить можно, но, камнежиты очень хорошо усваивали новую информацию, пята шипастого тирана не даст разгуляться.
Болото булькало и местами копошилось, придворные животные раскрашивали однотонную топь в разные оттенки чёрного и зелёного. Король тоже был где-то под поверхностью, но уже всплывал. Ему только что донесли, что в пещере замечено движение.
- Оххохо, моя светлейшая надежда проснулась и идёт... Куда она идёт? - Коронованная особа взглянула на небо - ...вот же незадача, домой она потопала. Плохо обработали, дурни... - он щёлкнул ребром, и десяток нерадивых гипножаб взорвались изнутри, снабдив своих сородичей питательной средой.
А Ольга скакала по кочкам прочь от болота, в лес, который камнежитам было запрещено высушивать. Ступив на твёрдую почву с бледневшими повсюду еловыми иглами, царевна услышала дрожь земли - то была погоня. Боевые жабы неслись, как стрелы, за покидавшей их обитель лягушкой. Ольга со сбивающимся дыханием выжимала из лягушачьей кожицы все питательные вещества, а когда их запас начал подходить к концу, она услышала голос Сталактита:
"Помни, кто ты такая. Мы, если честно, уже и забыли, но ты не забывай, иначе, красотка, пропадёшь. Ищи границу, она где-то там, где ты сейчас находишься. Мы сами в шоке, но.. Стоило нам помолиться Матери, как новая информация заполнила наше сознание... Ищи границу, дитя глупого правителя, ищи границу!"
Жабы скакали со скоростью дельфинов, и когда в поле из зрения появилась убегающая цель, они поднажали ещё. Вдруг одна, другая стали задыхаться. Ещё минута - и вот уже от мини-войска не осталось никого, а взамен их утраченной мобильности земля начала своё движение под ними, и воздух вокруг них стал обдувать их тельца как-то уже не так учтиво...
- О-о-о, моя голова-а... - стражник из группы Ижица, что лежал в уборной, очнулся и сделал попытку подняться.
- О-о-о, мои но-огии... Ё..ба.. ИЖИЦА, ВАШУ МАТЬ, где выходите?! Где вы... ходите...
Другой стражник, у двери тронного зала, услышав сквозь сон голос начальства, забормотал, поведя рукой: - За время мойво д-журства ниче... во-ох...
В коридорах дворца было по-утреннему свежо, как будто здесь только что провели генеральную уборку и теперь всё проветривали. Призрак царицы возбуждённо летал от одного стражника к другому, обдавая каждого потусторонним сквознячком. Самый молодой из всей Ижицы улыбнулся тени матери Ольги, но тут же затряс головой, списав своё видение на недосып.
Царь Горох вылез из-под подоконника и стал ошалело всматриваться в дубовую дверь тронного зала. Через некоторое время на него с люстры упало яблоко, и со звуком "бву" осталось в короне. Монарх помотал головой, поправил мантию, распрямил плечи и крикнул:
- Стража!
Откуда-то сбоку быстрым шагом подошёл стражник.
- Здесь, ваше величество.
- Где... моя дочь?
- Там, ваше ве-... - стражник, подняв указательный палец, осёкся, увидев ледяные глаза Гороха.
- ...Ублюдки... Я достану всех и каждого из этих конченых аборигенов, и буду лично давить им глаза, пока они не расскажут, что за дерьмо к нам приходило.
Стражник стоял, судорожно пытаясь вспомнить недавние события.
- Воеводу ко мне!!!
Тёмный лес, населённый местными жихарками, принял Ольгу настороженно. Грибы толпились вокруг её пути и осыпали её своими сверкающими взглядами. Филин спустился сверху, съесть её, что с успехом и провернул.
У костра, ссутулившись, сидел человек в капюшоне, рядом с ним приземлился филин. "Привет, надежда континента" - ухмыльнулся человек. "ААААААААА!!!!" - донеслось в ответ из костра. Филин парил над костром и сыпал туда перьями. В пламени чернела человекообразная Ольга, крича бессвязно. "Всё, надежда континента. Можешь выходить" - человек встал и выплеснул в костёр ведро воды.
Перед ним лежала голая царевна, и он продолжал ехидно ухмыляться. Стоял и чуть не давился со смеху.
- Иди своей... СЛЫШИШЬ своей доРоГоЙ, ВаЛи домо Й и не баламуть мне ЛЕСА! - вдруг, изменившись в лице, начал петь бродяга. Он снял капюшон, скакал вокруг и выкидывал коленца. "Прощай, человеческий детёныш!" - прошептал он наконец, склоняясь над ней в три погибели.
Ольга летела внутри чего-то, что очень напоминало её изнанку недавнего пламени, её мысли вылетали из ушей и, словно стрелы, которые кто-то упорный пускает из чёрной дыры, возвращались обратно, гудя и перезваниваясь. Наконец она увидела выход - лес заканчивался, а дальше солнце всходило над полем. Жнецы в поле увидели приближающуюся белую и искрящуюся женскую фигуру, и один из них уронил шляпу, весь отшатнувшись от потока пролетавшего мимо ослепительного света.
Страна царя Гороха, как известно, распалась на отдельные княжества после того, как царевна вернулась домой в чём мать родила. Известно: какое правительство, такие и люди. Мать только призрачными руками всплеснула, а батя, меча громы и молнии, стал думать над тем, что делать с наследством. Ясно, что делать: что получится. Получилось неважно, но Ольга осталась вполне счастлива с заморским принцем Чарлеем. Они подарили свету много здоровых богатырей, один из которых даже сломал впоследствии несколько рёбер Болотному Королю.
Вот, кстати, памятник из дерева - на вашей улице: стоят в обнимку царь и царица - и что-то грустное в её глазах, и что-то озадаченное в его улыбке.

- Оп-па! А теперь обратите внимание, отскок с кувырком! - подруга Шута с горящими глазами комментировала его проделки, а тот щёлкал пальцами и в очередной раз бежал на стену. Вот он подскакивает, и цепляется за невидимые выступы, затем делает напряжённое лицо и, с помощью богов веселья, взлетает от стены под 45 градусов к полу, с двойным кувырком... Падает на спину, достойно завершая сценку. Подруга хлопала в ладоши и радостно смеялась, забыв о своей роли конферансье. Шут тоже улыбался, выдавая из своих грустных черт максимум привязанности. "Она ведь единственная, чей смех мне приятен".
Подруга Шута выросла при царском дворе и на момент встречи со своей любовью дослужилась до старшей посудомойки. Её отец был начальник дворцового войска, то есть тех бойцов, которые хотя и были элитой по дисциплине и ритуалам, но реальные способности которых ограничивались вечерними обходами с редкой отловкой мелкой сошки, и в самом лучшем случае, задавания люлей Шуту, когда тому взбредёт в голову отработать новую шутку юмора на постовом.
Шут танцевал в своей комнатушке, думая о радостных событиях, отведших его от неминуемого суицида: на него обращают внимание. Шут прыгал, аплодируя самому себе ступнями, и улыбался не зло, но безумно. Что-то прорезало его маску, и глаза сделали намёк на изменение своего разреза. Внимание не такое, как власть, которой надо посмотреть развлекательный канал, а телевизора ещё не изобрели, а внимание чему-то, что можно назвать душой. Один монах часто разговаривал с Шутом на тему "души", и они в своих спорах никак не могли сойтись на том, есть ли она, или её давно уничтожили бесы пристрастия - по версии, разумеется, не богослова. А когда Шут встретил подругу, он захотел встретить её снова, снова и снова, а потом поговорить с монахом, чтобы тот посмотрел ему в глаза и понял свою победу.
- Шууууут! Иди сюда, вопрос есть! - крикнул стражник, не слишком громко, чтобы не нарушать видимость идеального следования всем служебным предписаниям.
- У меня к тебе встречный, сам подходи! - был ответ.
Стражник подивился такой перемене погоды, пока шёл к шутовой комнате, а когда заглянул в дверь, в его перегородку между ноздрями впились два цепких пальца.
- Сколько пальцев видишь, лягавый?
- Ах ты засранец, - выверенным движением отвёл конечность Шута в сторону стражник. - Повторяю, пошли к нам. Дело есть. Без тебя никак, хоть ты и двинулся, как я погляжу. - это он уже рассказывал притихшему Шуту, ведя того за вывернутую кисть.
Трое блюстителей порядка сидели в подсобном помещении за бутылкой смеси и игрой в карты. "Садись" - сказали почти одновременно двое из них. Шут уселся за стол и оглядел те части помещения, которые ещё не успел. Затем вернулся взглядом к раскладу на столе.
- Ха-ха, неудачники, болотная жаба побеждает у вас дракона.
- Ты не скалься, а рассказывай, что с колодой. Почему жаба такая сильная?
Жаба светилась жёлтым, дракон лежал под ней, безо всякого света. Остальные участники партии притихли в нейтральном серебряном поблёскивании, хотя и были озадачены происходящим не меньше игроков. Младший игрок, нервно хрустнув шеей, дотронулся до жабы, и тут же отдёрнул руку - сбоя игровой системы здесь не было, да на это и не надеялись: слишком натурально всё выглядело. Шут же всё время следил за лицом недоверчивого стражника, и когда их взгляды встретились, сказал:
- Цунцванг. Теперь всем заправляют земноводные, поздно рыпаться.
- Я ему сейчас ухо оторву. Тебе был задан конкретно поставленный вопрос: почему? Откуда такой перевес?
- Правила читал? Официальную инструкцию?
- Какую ещё официальную инструкцию? - спросил младший, откладывая свои карты с двумя головастиками от греха подальше.
- Ну да, какую ещё официальную инструкцию... Мы же тут все двором научены, сами всё знаем, только вот с жабой и не разберётесь... А..а..а всё потому, - продолжал Шут, отодвигаясь от вышедшего из-за его уха кулака - что в рамках программы защиты колод от жульничества все игровые факторы были завязаны на естественном фоне магического поля, и так как навряд ли что-то сейчас глобально изменяется в масштабах планеты, то я предполагаю, что где-то рядом находится либо мощный артефакт, либо старый и могущественный волшебник, творящий известно что они там творят.
Стражники как по команде глянули на свои радары, и тут болотные испарения наполнили подсобку.
- Волшебник... И с артефактом... - пробормотал Шут, падая в сон.
Когда они проснулись, вокруг было не то чтобы очень свежо, но дышать и не путать тем самым мысли возможным уже представлялось. Двое бывалых стражников выбежали в коридор, младший пялился на потухшую жабу, а тот, что привёл Шута, расталкивал его.
- Что ты знаешь? Ты ведь почувствовал приближение врага! Что это было? Почему оно ушло?
- Эх-хе-хе, знать бы... знать бы всё это, и были бы мы с тобой старшими советниками. А потом я бы тебя отравил, и стал самым старшим...
- Клоун деревянный... - сказал стражник и ушёл за дверь, где раздавался крик "Ижица, вашу мать! Где вы ходите?!"
Шут приподнялся на локтях, помотал головой, поморщился от звона бубенчиков, и сел за стол, положив руки на разбросанные карты. То был сигнал продолжать игру, и карты засветились: дракон загорелся красным светом и спалил жабу потоком огня. Искусственные заклинания нервно поёжились и выстроились в готовности с каждой стороны игрового поля; воины же переминались с ноги на ногу, с лапы на лапу, мерцали ушами, вели остроконечными щупальцами как ни в чём ни бывало - у них была очень короткая память, и все необычные события в их сознаниях вымела напрочь аггрессия вечно предстоящей схватки. Шут, которому не хотелось покидать каморку, повёл отряд горгулий на дымных духов, вперился взглядом в последних, в то, как они дымятся чёрным, и...
- Лиза! - вскочил герой и, для начала преодолев первую из дверей на своём пути, понёсся на кухню.
Дворец ходил ходуном из-за того, что распорядок дня был нарушен. Отсутствие привычной беготни и голосов раздражало древнее здание, которое стояло прямо под небом; а небо же в свою очередь распространялось под граничными управленческими контурами, и сигнал от дворца шёл через атмосферу куда-то туда, к консолям и индикаторам, в то ведомство, о котором мало кто знает много, но которое тем не менее если уж вмешивается, то так, что мало не кажется никому.
Старший повар с досадой посмотрел на своих подчинённых, добрая половина из которых испортила готовившуюся еду, разлив её, разбросав, или заснув в ней. Он посмотрел на поварёшку в своей руке, которую не выпустил и во сне, посмотрел на ноги, которые не подкосились, даже перестав на известном уровне общаться с мозгом, и вздохнул, понимая, что выше ему становиться уже некуда, и хоть бы потеснил кто.
Кот, проникший на заветную территорию, пока все спали, теперь тоже спал, но по своим соображениям. Повар взял его на руки, вышел из кухни и нежно вышвырнул животное в утреннюю прохладу. Кот, летя, вцепился в разноцветное трико Шута, и полетел дальше, с сообщённым ему ускорением.
- Завтрак пришлют как обычно, иди спать. - зевнул Повар.
- Как вы тут? Как посудомойки?!
- Да нормально всё, только дым болотный и все дела... Куда! - схватил Повелитель кухни за шиворот Повелителя смеха. Но тот щёлкнул пальцами и выскользнул вон.
Посуду мыли в соседнем помещении, и Шут проник туда, всё время оглядываясь и ища безумными глазами возлюбленную. А она лежала на спине, обрамлённая разбитыми тарелками, и с её обеих кистей кровь текла па паркет.
- Лиза! - рванул Шут рукав, взял её руки в свои, очистил вторые от мусора и начал заматывать каждую из них.
- '..! - сонно воскликнула посудомойка. - Не стоит, я в порядке! Борща приложить, и всё мигом заживёт.
- Ага, как же, особенно перец этому способствует... Лежи не двигайся, сейчас всё будет.
- Так, молодёжь, подъём, сейчас будем восстанавливать завтрак, - сказал Повар. - Елиза, двигайся в медпункт, '.., вали отсюда, но сначала расскажи, что за зверь к нам приходил... Я слышал запах жаб.
- Не знаю, и знать не имею желания, - ответил Шут. - Волшебство, с ним лучше не общаться, играют сами не знают с какими силами - что фокусники, что верховные маги...
- Ладно, оно и не важно, Гороховый справится, у него есть корпус боевых монахов... Всё, всё, работаем... О боги, Евджин, как ты не подавился этой перечницей...
Шут и Посудомойка двигались по коридору, огибая просыпавшуюся стражу, за ними шла Царица, которой не было в то утро лучшей возможности забыть о своей вечности. "Идите своей дорогой, умные. Двигайтесь туда, куда вам следует плыть." - говорила она, переливаясь - "Горох чёртов кретин, зато хоть подданные у него мозговитые. И дочка... дочка умная. Боже мой, доча, держись ради всех святых, Земноводный тебя унёс, но придёшь назад ты сама, что же тут делать...".
- Знаешь, я всегда хотела быть начальницей стражи. Берёшь рог, трубишь в него, как древний воин, и тысячное войско бежит навстречу своей славной погибели...
- Ты молодец, такие мысли очень полезны для карьерного роста.
- А ты... Есть у тебя мечта?
- Была... Последние несколько лет я мечтал умереть, и узнать, что там, за твоей последней... сценкой.
- Какой ужас. Не умирай, пожалуйста.
- Да теперь уже и не буду, кто тебе раны станет залечивать. Эти медики что ли? Ну замотают, ну прижгут, ну пошепчут самые отчаянные. А ты потом пойдёшь и напорешься пальцем на вилку, в рассеянных чувствах.
- Да... Ты думаешь, это полезно? Ну, любовь.

Цитировать

- Оп-па! А теперь обратите внимание, отскок с кувырком! - подруга Шута с горящими глазами комментировала его проделки, а тот щёлкал пальцами и в очередной раз бежал на стену. Вот он подскакивает, и цепляется за невидимые выступы, затем делает напряжённое лицо и, с помощью богов веселья, взлетает от стены под 45 градусов к полу, с двойным кувырком... Падает на спину, достойно завершая сценку. Подруга хлопала в ладоши и радостно смеялась, забыв о своей роли конферансье. Шут тоже улыбался, выдавая из своих грустных черт максимум привязанности. "Она ведь единственная, чей смех мне приятен".
Подруга Шута выросла при царском дворе и на момент встречи со своей любовью дослужилась до старшей посудомойки. Её отец был начальник дворцового войска, то есть тех бойцов, которые хотя и были элитой по дисциплине и ритуалам, но реальные способности которых ограничивались вечерними обходами с редкой отловкой мелкой сошки, и в самом лучшем случае, задавания люлей Шуту, когда тому взбредёт в голову отработать новую шутку юмора на постовом.
Шут танцевал в своей комнатушке, думая о радостных событиях, отведших его от неминуемого суицида: на него обращают внимание. Шут прыгал, аплодируя самому себе ступнями, и улыбался не зло, но безумно. Что-то прорезало его маску, и глаза сделали намёк на изменение своего разреза. Внимание не такое, как власть, которой надо посмотреть развлекательный канал, а телевизора ещё не изобрели, а внимание чему-то, что можно назвать душой. Один монах часто разговаривал с Шутом на тему "души", и они в своих спорах никак не могли сойтись на том, есть ли она, или её давно уничтожили бесы пристрастия - по версии, разумеется, не богослова. А когда Шут встретил подругу, он захотел встретить её снова, снова и снова, а потом поговорить с монахом, чтобы тот посмотрел ему в глаза и понял свою победу.
- Шууууут! Иди сюда, вопрос есть! - крикнул стражник, не слишком громко, чтобы не нарушать видимость идеального следования всем служебным предписаниям.
- У меня к тебе встречный, сам подходи! - был ответ.
Стражник подивился такой перемене погоды, пока шёл к шутовой комнате, а когда заглянул в дверь, в его перегородку между ноздрями впились два цепких пальца.
- Сколько пальцев видишь, лягавый?
- Ах ты засранец, - выверенным движением отвёл конечность Шута в сторону стражник. - Повторяю, пошли к нам. Дело есть. Без тебя никак, хоть ты и двинулся, как я погляжу. - это он уже рассказывал притихшему Шуту, ведя того за вывернутую кисть.
Трое блюстителей порядка сидели в подсобном помещении за бутылкой смеси и игрой в карты. "Садись" - сказали почти одновременно двое из них. Шут уселся за стол и оглядел те части помещения, которые ещё не успел. Затем вернулся взглядом к раскладу на столе.
- Ха-ха, неудачники, болотная жаба побеждает у вас дракона.
- Ты не скалься, а рассказывай, что с колодой. Почему жаба такая сильная?
Жаба светилась жёлтым, дракон лежал под ней, безо всякого света. Остальные участники партии притихли в нейтральном серебряном поблёскивании, хотя и были озадачены происходящим не меньше игроков. Младший игрок, нервно хрустнув шеей, дотронулся до жабы, и тут же отдёрнул руку - сбоя игровой системы здесь не было, да на это и не надеялись: слишком натурально всё выглядело. Шут же всё время следил за лицом недоверчивого стражника, и когда их взгляды встретились, сказал:
- Цунцванг. Теперь всем заправляют земноводные, поздно рыпаться.
- Я ему сейчас ухо оторву. Тебе был задан конкретно поставленный вопрос: почему? Откуда такой перевес?
- Правила читал? Официальную инструкцию?
- Какую ещё официальную инструкцию? - спросил младший, откладывая свои карты с двумя головастиками от греха подальше.
- Ну да, какую ещё официальную инструкцию... Мы же тут все двором научены, сами всё знаем, только вот с жабой и не разберётесь... А..а..а всё потому, - продолжал Шут, отодвигаясь от вышедшего из-за его уха кулака - что в рамках программы защиты колод от жульничества все игровые факторы были завязаны на естественном фоне магического поля, и так как навряд ли что-то сейчас глобально изменяется в масштабах планеты, то я предполагаю, что где-то рядом находится либо мощный артефакт, либо старый и могущественный волшебник, творящий известно что они там творят.
Стражники как по команде глянули на свои радары, и тут болотные испарения наполнили подсобку.
- Волшебник... И с артефактом... - пробормотал Шут, падая в сон.
Когда они проснулись, вокруг было не то чтобы очень свежо, но дышать и не путать тем самым мысли возможным уже представлялось. Двое бывалых стражников выбежали в коридор, младший пялился на потухшую жабу, а тот, что привёл Шута, расталкивал его.
- Что ты знаешь? Ты ведь почувствовал приближение врага! Что это было? Почему оно ушло?
- Эх-хе-хе, знать бы... знать бы всё это, и были бы мы с тобой старшими советниками. А потом я бы тебя отравил, и стал самым старшим...
- Клоун деревянный... - сказал стражник и ушёл за дверь, где раздавался крик "Ижица, вашу мать! Где вы ходите?!"
Шут приподнялся на локтях, помотал головой, поморщился от звона бубенчиков, и сел за стол, положив руки на разбросанные карты. То был сигнал продолжать игру, и карты засветились: дракон загорелся красным светом и спалил жабу потоком огня. Искусственные заклинания нервно поёжились и выстроились в готовности с каждой стороны игрового поля; воины же переминались с ноги на ногу, с лапы на лапу, мерцали ушами, вели остроконечными щупальцами как ни в чём ни бывало - у них была очень короткая память, и все необычные события в их сознаниях вымела напрочь аггрессия вечно предстоящей схватки. Шут, которому не хотелось покидать каморку, повёл отряд горгулий на дымных духов, вперился взглядом в последних, в то, как они дымятся чёрным, и...
- Лиза! - вскочил герой и, для начала преодолев первую из дверей на своём пути, понёсся на кухню.
Дворец ходил ходуном из-за того, что распорядок дня был нарушен. Отсутствие привычной беготни и голосов раздражало древнее здание, которое стояло прямо под небом; а небо же в свою очередь распространялось под граничными управленческими контурами, и сигнал от дворца шёл через атмосферу куда-то туда, к консолям и индикаторам, в то ведомство, о котором мало кто знает много, но которое тем не менее если уж вмешивается, то так, что мало не кажется никому.
Старший повар с досадой посмотрел на своих подчинённых, добрая половина из которых испортила готовившуюся еду, разлив её, разбросав, или заснув в ней. Он посмотрел на поварёшку в своей руке, которую не выпустил и во сне, посмотрел на ноги, которые не подкосились, даже перестав на известном уровне общаться с мозгом, и вздохнул, понимая, что выше ему становиться уже некуда, и хоть бы потеснил кто.
Кот, проникший на заветную территорию, пока все спали, теперь тоже спал, но по своим соображениям. Повар взял его на руки, вышел из кухни и нежно вышвырнул животное в утреннюю прохладу. Кот, летя, вцепился в разноцветное трико Шута, и полетел дальше, с сообщённым ему ускорением.
- Завтрак пришлют как обычно, иди спать. - зевнул Повар.
- Как вы тут? Как посудомойки?!
- Да нормально всё, только дым болотный и все дела... Куда! - схватил Повелитель кухни за шиворот Повелителя смеха. Но тот щёлкнул пальцами и выскользнул вон.
Посуду мыли в соседнем помещении, и Шут проник туда, всё время оглядываясь и ища безумными глазами возлюбленную. А она лежала на спине, обрамлённая разбитыми тарелками, и с её обеих кистей кровь текла па паркет.
- Лиза! - рванул Шут рукав, взял её руки в свои, очистил вторые от мусора и начал заматывать каждую из них.
- '..! - сонно воскликнула посудомойка. - Не стоит, я в порядке! Борща приложить, и всё мигом заживёт.
- Ага, как же, особенно перец этому способствует... Лежи не двигайся, сейчас всё будет.
- Так, молодёжь, подъём, сейчас будем восстанавливать завтрак, - сказал Повар. - Елиза, двигайся в медпункт, '.., вали отсюда, но сначала расскажи, что за зверь к нам приходил... Я слышал запах жаб.
- Не знаю, и знать не имею желания, - ответил Шут. - Волшебство, с ним лучше не общаться, играют сами не знают с какими силами - что фокусники, что верховные маги...
- Ладно, оно и не важно, Гороховый справится, у него есть корпус боевых монахов... Всё, всё, работаем... О боги, Евджин, как ты не подавился этой перечницей...
Шут и Посудомойка двигались по коридору, огибая просыпавшуюся стражу, за ними шла Царица, которой не было в то утро лучшей возможности забыть о своей вечности. "Идите своей дорогой, умные. Двигайтесь туда, куда вам следует плыть." - говорила она, переливаясь - "Горох чёртов кретин, зато хоть подданные у него мозговитые. И дочка... дочка умная. Боже мой, доча, держись ради всех святых, Земноводный тебя унёс, но придёшь назад ты сама, что же тут делать...".
- Знаешь, я всегда хотела быть начальницей стражи. Берёшь рог, трубишь в него, как древний воин, и тысячное войско бежит навстречу своей славной погибели...
- Ты молодец, такие мысли очень полезны для карьерного роста.
- А ты... Есть у тебя мечта?
- Была... Последние несколько лет я мечтал умереть, и узнать, что там, за твоей последней... сценкой.
- Какой ужас. Не умирай, пожалуйста.
- Да теперь уже и не буду, кто тебе раны станет залечивать. Эти медики что ли? Ну замотают, ну прижгут, ну пошепчут самые отчаянные. А ты потом пойдёшь и напорешься пальцем на вилку, в рассеянных чувствах.
- Да... Ты думаешь, это полезно? Ну, любовь.
- Однозначно. - ввернул Шут так любимое его приятелем монахом словечко.

Накормить твердокожих тварей, камнежитов было приказано сверху. Снизу в то же время, а именно - от одного из этих природных големов, поступила рекомендация Не Мешать. Каменное существо просто схватило кормящую руку и подержало её, глядя своими тёмными впадинами в глаза уборщику. Оба они несколько раз моргнули: в первом случае это выглядело как мерцание зелёной звезды, во втором - как дёргающаяся дверь с испорченным фотоэлементом. Когда уборщик освободил руку и зрение, ведро с кормом было выпущено из его хвата на землю, а сам он попятился назад, и решил, что близятся интересные трудовые будни.
Руководство Зверинца было поставлено перед фактом, что народ в их ведомствах скучает. Одни и те же жар-птицы, разноцветные ядовитые ящерицы, никогда не взрослеющие дракончики - вся эта живность так надоела, что билеты продавались хуже и хуже. Новых зверушек ловить было тяжело, потому что на прилегающих территориях это были либо опасные хищники, либо те, что в неволе мрут первый месяц, а дальше только огорчают своим отсутствием. Можно было, конечно, выписать каких-нибудь созданий из соседних государств, но зачем, когда проще пойти и поймать несколько каменных дур. Камнежиты как раз начали свою деятельность на территории Горохового государства, а именно: была зачата пещерка, выходившая в трёх местах на поверхность равнины. За этим новообразованием сразу сделали надзор, и один из приставленных был приятелем начальника Зверинца. Заручившись добром правительства, поймали четырёх особей и, радостные, заперли их, похожих на маленьких горилл, в железные прутья, из-за которых не выберешься без всепобеждающей воли к воле.
Болотный Король же, в отличие от царя Гороха будучи воплощением определённых страхов континента, занимал свои позиции так, чтобы нападать внезапно. Он не совсем понимал, что из себя представляют камнежиты, но, в силу своих наклонностей, никогда этим особо и не интересовался. Лепил им, покорным, на тело грязь, которую они в силу своих анатомических особенностей не всегда могли соскрести, а грязь эта делала своё чёрное дело: прибавляла к сущности камнежита немного болота. Болотный Король знал, что он такое, немного больше, чем знал он, что такое камень. Прощупывал это дело, но исключительно в свободное время, в качестве хобби, когда никаких заблудших путников не было в его границах, и когда никаких взрослых детишек не усомнялось в его существовании слишком громко и самоуверенно.
Директор смотрел на камнежитов, которые сидели, сложив лапы, и глядели своими пустыми черепами перед собой.
- Накормите животной смесью номер три, да порции побольше. И в отдельную клетку, пока не разберёмся, на что эти годны.
Мать с сыном вошли в Зверинец, и первым делом направились к загону с леопардами. Те наблюдали за ними с привычной леностью, разбавленной новым беспокойством: соседями поселилось что-то странное. Это странное нельзя с виду вполне можно было бы и задрать, но есть ли в нём мясо?.. И где у этого странного глазные яблоки?
- Мама, смотри, леопард меня боится.
- Ну что ты говоришь, он просто сонный и не соображает.
- Да я же помню, когда мы были здесь раньше - леопарды ничего не боялись, смотрели на нас, как на ходячие котлеты.
Камнежит стоял, прижавшись к прутьям, и глядел в сторону леопардов. Двое его сокамерников сидели и смотрели друг на друга, а ещё один лежал, заложив лапы за голову, и со стороны можно было подумать, что он что-то отчаянно высматривал в синем небе.
- А что это за звери?
- Читаем: землежор обыкновенный, обычный ареал обитания - пустыня, но может выживать и во льдах, и в жерле вулкана. Питается: минералами. Размножается: делением и клонированием.
- Мам, а что такое клонирование?
- Не знаю, давай спросим у сторожа. Извините! Вы не могли бы объяснить, что такое... клонирование?
- Вы про этих чурбанчиков? Новый, неизвестный науке вид! Но мы подозреваем, что они сначала отламывают от себя куски, а потом обтёсывают их так, чтобы те вырастали и превращались в... таких же! В новых!
- Круто!
- С трудом верится...
Камнежиту надоели леопарды, он подошёл к смежной грани клетки и вперился взглядом в тройку: мать, сын, сторож.
- Мама, один смотрит на нас!
Не успела мать повернуть голову к сыну, как тот уже стоял напротив узника и играл с ним в гляделки.
- Да вы не бойтесь, женщина, они безобидные! Крови у них нет, и мясо они точно не едят. У вас сын ведь из мяса?
- Ну да, как и все нормальные дети. - сказал Камнежит.
- Нихрена себе! - сторож подбегал к клетке и смотрел то на мальчика, то на зверя. - Как попугаи!
Зверь же и мальчик стояли и смотрели друг на друга, первый с невозмутимым выражением лица, второй с любопытством, граничащим с восхищением.
- Как и все нормальные дети, - повторила каменная особь, подмигивая человеческому детёнышу.
- Мама, они разумные! - обернулся мальчик.
- Хорошо, хорошо... - говорила мать, обретая понимание того, что всё в порядке. Каменный зверь, казалось ей, не представлял собой угрозы, как не представлял бы угрозы Дед Мороз, существуй он.
- Так, а это что у тебя такое... - пробормотал сторож, протягивая руку между прутьями.
- Ну, да, - отвечал ему Камнежит, поворачиваясь так, чтобы было удобно вынуть из впадины на его спине зеленеющее.
Сторож разглядывал еле заметно светящийся комок грязи, который, вопреки всем известным законам, тут же погас в его руке и вытек на землю, будто растаяв. Только это случилось, как Камнежит потерял всякий интерес к происходящему и сел на землю, сложив лапы. Никакие попытки расшевелить его или вызвать к беседе успеха не имели. Компания свидетелей зоологического чуда разошлась по своим делам, на то же место пришли двое монахов: парень и девушка. Они сомневались в правильности их родной теории, утверждавшей, что вся живность на планете вышла из рук племянника Вечность Бухого Аэроза, малыша по имени Джони.
Этот пацан, как утверждалось, сначала просто лепил из пластилина разных монстров, а потом ему придумалось устроить между ними войну. Сказано - сделано, а где война, там и любовь. Монстров было великое множество, ошмётков от них осталось ещё больше - и когда всё это начало размножаться, пришлось выкинуть все Джонины игрушки и продезинфицировать комнату. Пластилин, однако, и на помойке унывать не стал - плодился и размножался, и были это первые животные.
- Ну бред же! Если все они из одного и того же божественного материала, как тогда объяснить разные группы крови? Как понять разделение на хищников и травоядных, как ты, вот лично ты, впишешь в эту теорию... каменных обезьян... Ничего себе. Это ещё что за новшество?
Монахи подошли к клети и, рассмотрев её обитателей, замерли в восхищении. Камнежиты сидели, образуя квадрат, и смотрели перед собой. У того из них, что выходил на контакт с мальчиком, светилось что-то вроде зелёных глаз, едва заметно угасая; и когда свечение пропало, квадрат стал неуловимо ровнее, правильней.

Филин летел над лесом, огибая возникавшие под его крылами, у его хвоста, над его ушастой головой отголоски лесных песен. Вообще-то он привык перемещаться под верхней границей, но сейчас там имел место балаган. Лес встречал царевну.
Когда-то, ещё до рождения огромной последовательности Филиновых предков лес не был таким волшебным, и подчинялся известным законам биологии, но потом что-то начало происходить. Не сразу лес стал Лесом, не сразу его нарекли Тёмными Местами, а начиналось всё с простого Пса. Если бы у местных жителей были легенды, они бы поместили данную фигуру в почётное место прародителя всех разумных существ.
Итак, тёмной ночью волчонок ковылял по снегу, оставляя неравномерный след крови. Сородичи не настигали его, чтобы убить, только потому, что внезапные разъярённые медведи в количестве двух посеяли панику в зале суда, и вот подсудимый уже убегал подальше; что-то подсказывало ему, что если идти болотами, то погони не будет. Двигался волчонок так к выходу из леса, а голос шептал ему, что выжить можно только там, за Пределом, и чтобы шёл он через Безграничную Поляну, туда, где деревья растут редко. Волчонок доковылял до человеческого жилья, и семья богов ему встретилась уравновешенная - не стали уничтожать вражескую боевую единицу, а присмотрелись и забрали к себе в дом. Раны затянулись, пузо выросло, шерсть стала мягкой, клыки же острыми, потому что здесь он впервые убил - невезучего домашнего гуся.
- Пёс, пошли покажешь свою силу! - кричали дети. И Пёс бежал с этими неприкосновенными божествами, на свою первую охоту. Однажды в хозяйский дом пришла Смерть. Пёс честно пытался её выгнать, даже умудрился забраться на печь и оттуда в полёте скакнуть ей на ключицу, чтобы перегрызть горло. Но та только поморщилась и потеряла свою плотность, сбросив таким способом Пса на пол. Смерть забрала с собой троих детей и мать, и уходя, неприязненно косилась на Пса, а выйдя за порог, сделала какие-то пометки в своём блокноте насчёт хозяина.
Человек и его пёс вышли из дому, их провожали взглядами соседи, некоторые задавали им вопросы, но они не отвечали, шли в сторону леса. Когда они проходили поле, Пёс начал волноваться, потому что это место, казалось ему, он помнил. А когда перед ними выросли деревья, Пса как обухом по спине ударило: "что это такое, куда мы идём, там же гибель". Мимо человека и его пса пронеслась за деревьями тень, а через некоторое время четверо волков уже пытались их прикончить. Один из них, делая смертельный выпад в сторону Пса, вдруг наткнулся на какую-то преграду, и хотя мёртва была только одна из намеченных жертв, битва прекратилась.
- Ты, - сказал один из волков.
- Что.
- Гниль.
- Ублюдок, издеваешься? Убил бога, так добивай.
- Не убей.
- Не убей. - подключился к беседе другой волк.
Разговор зашёл в тупик, и волки, постояв немного в замешательстве, двинулись прочь. Пёс же оказался в пустоте, наполненной страхом где-то там, вдали, причём под далью имелись в виду не только все стороны света, а даже небо, скрытое за кронами леса. Плутал он так, плутал, и скоро умер от голода, так как охотиться самому было для него невыполнимой задачей.
Тело его лес прибрал, и с тех пор начались изменения: с одной стороны в Лесу появилась большая буква, а с другой - люди, видевшие, куда ушли человек и его пёс, начали выдумывать разное. Например: один паренёк рассказывал, что видел, как фигура в чёрном плаще и с косой шла за ними следом, поглядывая на часы. Другие говорили о странных играх между детьми погибшей семьи и их питомцем: мол, те с ним толковали о таких вещах, о которых в честном обществе и заикнуться - огнеопасно.
Шли года, не один век сменил своего относительно примитивного предшественника, и вот в Лес уже боялись ходить даже охотники. Зайдёт вдруг один такой, самый смелый, а потом домой не возвращается. Тут бы и горе семье, а он вдруг ранним утром вылазит из колодца, весь зелёный, и проходит своим телом сквозь руки детворы, пытающейся его вытащить. Вроде дышит, но вот пульс не пощупаешь. Тёмные Места были заключены в границу Горохового государства, и это было единственное белое пятно на его карте.
Филин, в лучших традициях Леса, если бы были хоть какие-то традиции, тоже имел хозяина. Таинственная личность, Робин Лесной, как его называли люди, был чем-то вроде верховного жреца для деистически настроенных лесных жителей. Филину многие завидовали, но никто и не пытался с ним расправиться - во-первых, вёрткий, зараза, а во-вторых, всё-таки к божеству приближен.
Филин летел над лесом, прикидывая, где там, среди творящегося веселья, а верней сказать - безобразия, можно поесть, и, когда чувство голода победило всё остальное, нырнул вниз. Белки сновали с ветки на ветку, возбуждённые присутствием царских кровей. Куст малины что есть мочи разворачивался своими чувствительными точками в ту сторону, где должна была прошествовать царевна Ольга.
"Так, о боги, что вы тут разкричались, оп-па, а вот и обед" Филин проглотил невесть откуда вылезшую лягушку, и тут балаган стих, как будто музыка, под которую все плясали, резко переменилась. В наступившей относительной тишине раздался зовущий крик Робина. Филин полетел к хозяину, тот встретил его словами:
- Ну что ж ты не смотришь, кого ты ешь. Это - коронованная особа, царевна Ольга, Горохова дочь. Теперь придётся её доставать из тебя, и если хочешь остаться живым - не дёргайся, я тебя умоляю.

Огонь ночного светильника освещал комнату монашеского общежития. На деревянных стенах, что были защищены противопожарной плёнкой, висели портреты лучших богословов века, каждый из которых считал своим долгом глядеть прямо в душу стороннему наблюдателю. Портретов было десять, гравюр же с изображениями божественных созданий, полубогов и жрецов было около тридцати, но они располагались менее внушительно, тут и там, разбавляя суровость оформления комнаты. Мебели было: три кровати, двухместный письменный стол с двумя рукодельными стульями, да лампа с дрессированными солнечными жуками, которые днём поглощали солнечную энергию на улице, а ночью возвращались домой, спать, испуская ярчайший свет. Самые заметные, мастерски исполненные гравюры были следующими: несколько демонических лошадей в разных сюжетах, два из которых имели в себе поражённых таким поворотом хозяйства конюхов; летучие мыши, то есть вестники наличия в округе недовольных духов; русалка, безмолвно поющая свою адскую песнь, завлекая потерянные души; мальчик с короной трёх зубьев на голове, покровитель студенчества; девочки-близняшки, задающие безмолвный вопрос одиноким монахам "ну что, как у тебя там на личном фронте? а у твоих братьев? а у твоей будущей жены?"; чёрный конюх, душащий белого конюха - никто не знает, кто такие, но факт - покровители веселья; и целая компания жрецов разных богов - хозяин комнаты купил набор гравюр - с разным выражением лиц и различными одеждами совершенно одинаково смотрят куда-то в вечность.
На кровати полулежал монах, подвесив светильник с жуками в воздухе - свойство жуков: летать во сне. Парень витал в книге мифов. Синяя обложка и желтоватые страницы вмещали в себя столько школьного знания, сколько не было ни в одной ученической голове - но этот конкретный студент был близок к пониманию практически всего, что хотел поведать ему учебник.
"...И свет был отделён от тьмы щёлчком пальцев Лорины Повествующей, и тьма ушла в углы, а свет проник в глаза Вседержительнице, откуда тут же вернулся, создавая колесо равновесия. И были кроме колеса в комнате ещё снаряд для отработки ударов, чёрная кошка на смертном одре и предок Ночь, что стерёг своё наследие со стены..." - дочитав до этого, монах бросил взгляд на стену, откуда на него в ответ был брошен сквозь полумрак взгляд Драконоборца Вуда. Последний как бы говорил: "Тьма... Свет... Внутри дракона темно, но если тёмный дракон находится в тёмной комнате, и вы его разозлили своим присутствием - свет не замедлит появиться, обволакивая тёмноту, из его разинутой пасти". Монах ответил: "Нечего злить млекопитающих". "Драконы - это земноводные, хотя правильней сказать сумрачноогневые..." - говорил портрет. Но в такие дебри монаху на ночь глядя лезть не хотелось, и он продолжил читать фантастическую литературу.
"...Лорина села на пол и наклонилась к кошке. Та ответила ей лёгким движением головы. Вседержительница взяла умирающее тело на руки, и прижалась к нему, создавая новую систему любви. Кошка прижималась к телу хозяйки, извергая благодарность. Наконец, Лорина закончила свою Повесть и отдала дыхание комнате, а Кот Войны встал, облизал остатки гнили со своего тела и пошёл на кухню. Звенящая тишина была, в которой он шёл, была ни чем иным, как равновесием, которое принимало в себя новую жизнь, и была эта жизнь началом, и было это начало концом для Борца Гуно: Разносчик Пиццы вернулся домой и вышвырнул тело сестры в могилы, и изрёк: "Теперь будет новая дверь." И была новая дверь. "Теперь этот старый хрыч отправится на помойку." И старик Ночь недовольно зацыкал зубом на неблагодарного потомка"
Монах снова бросил взгляд на стену, на этот раз сквозь толщу ночи в него смотрел конь-демон, раздувая ноздри и выпуская из них ледяной пар. Парень глядел в безучастные глаза животного, пока оно не отвело взгляда и не растворилось с тем во мраке комнаты. Жуки светились заметно слабее, и было важно не упустить момент, когда они за какие-то несколько секунд погаснут - потому что вместе с этим лампа падает на пол. Монах встал с кровати, снял светильник с воздуха и аккуратно поставил его за окно, открыв крышку, чтобы жуки могли поутру лететь к Солнцу.
Ночь была беззвёздной, тёплой, и студент, прежде чем закрыть окно, высунулся наружу, вдохнув свежего воздуха с примесью цветущей вишни. Когда он ложился спать, пытаясь отвлечься от громогласного храпа соседа по комнате, вишня ещё находилась в его восприятии, а когда он заснул...
Вишня, её белые цветы, - снилось монаху. - постучались веткой в окно и протянули книгу истории. "Вот, мы тут тебе пометки сделали, так будет лучше и правильней". Монах взял учебник и открыл его посередине, но белые, как снег, страницы не имели букв. Там были плящущие картинки, но они были белыми, как зубы ангела, и разглядеть можно было только их движение, но не очертания"
- Вы что, хотите, чтобы я это читал?
- А ты не хочешь? Зря. Тут как всё должно быть.
- Что должно?
- Всё. Невнимательный.
- Невнимательный! - добавил майский жук.
- Невнимательный... - пробормотал монах.
Он отвернулся от окна и пошёл гулять по царскому дворцу, сверяясь с книгой. Картинки в ней плясали и чуть ли не выпрыгивали наружу с каждым шагом монашеских сандалий. Вдруг студент перешагнул через порог комнаты и оказался на шахматной доске, развернувшись относительно своего недавнего положения на 180 градусов, как будто пол был плоским магнитом, а дверь - концом его грани.
Царь Горох стоял перед ним с посохом, почёсывая бороду; его супруга, вся прозрачная, держала на руках маленькую пешку, плача. Монах хотел было наклонить голову в почтении, но когда увидел, что у его ног лежит ещё одна книга, то присел и взял её в руки. Та засосала его под обложку.
Утреннее солнце озаряло комнату общежития и слепило глаза первым пробудившимся. Второй монах стоял у распахнутого окна и потягивался.
- Опять ты это гонево читаешь. - сообщил он первому монаху.
- Я не читаю, я переписываю историю. - возразил тот спросонья.
- Смотри, ботаник, вишня сегодня первый день так здорово пахнет, надо будет нарвать немного, девчонкам с кухни понравится.
Книга "Полное собрание Двухконтинентальных мифов и выход в историю" лежала, закрытая, на полу, её синяя обложка при свете дня казалась ещё более ненавистной рядовому слушателю соотвествующего курса.
Монах вышел из комнаты, прошёл через коридор с рядом дверей, с деревянным полом, застеленным противопожарной плёнкой, спустился по такой же лестнице с громадными ступенями, и остановился рядом с привратником. И как этот старый человек умудрялся спать стоя?
- Эй! Иван Петрович!
- С цветами нельзя.
- Да проснитесь же!
- А... А, это ты. Ну, тебе можно.
- Да мне-то можно, а вот вы спите на рабочем месте.
- Ты, птенец, поменьше за меня волнуйся. Я и в сне никого из вас не потеряю.
Монах распахнул дверь, и опять ворвался запах цветущей вишни. Оставив старика наедине с этим, парень пошёл к умывальнику, который был занят... придворным Шутом.
- Что забыла царская особа во дворе церкви? - поинтересовался Монах.
- Чакры помыть охота, а у нас воду отключили, - отвечал Шут.
- Вишня не нужна? Цветы, в смысле.
- Не откажусь. - Шут отжимал штаны в заросли жёлтых ещё одуванчиков.
- Ты бы быстрее что ли, а то сейчас встают все, а вдруг кто из старших...
- Ничего, убежим. - словно в доказательство этого, Шут несколько раз прыгнул на месте, поджимая ноги и звеня головным убором. В конце десятого прыжка, он взглянул Монаху в лицо и заметил:
- А ты изменился. Поумнел, что ли, как-то.
- Что ты имеешь в виду?
- Выражение твоих студенческих глаз. Раньше они были чёрными от бездны школярства и неявного раболепия, а теперь я наблюдаю искры синего и красного цветов - война и познание, то есть. Сражение умов, познание через битву.
- Ты тоже поумнел.
- Да?
- Да. И я, кажется, знаю, кто этому причиной.
- Угу... Ну, я пошёл.
- Букет не забудь.
Шут нарвал несколько соцветий, сложил их аккуратно в свой просторный колпак, взял с земли прочную ветку, приладил одно к другому, и пошёл с таким узелком к выходу из двора. Монах же, умывшись, двинулся обратно в комнату, вспомнив, что сегодня выходной день. Привратник сидел на резном, но жёстком стуле и читал газету, развернув её главной страницей с заголовком "ПРОПАЛА ЦАРЕВНА ОЛЬГА" от себя.
- Боги, ну и бред. - встретил первого монаха второй монах.
- Что, зубы поотбивал о гранит науки?
- Да как ты вообще это читаешь? Тут же дамский роман какой-то, а не ценные знания!
- Это - история. Так всё было на самом деле.
- Могли бы описать всё пограмотней.
Второй монах с досадой отбросил книгу на кровать соседа, тот улёгся поудобней и раскрыл её на том месте, где закончил читать ночью.
"...Борец Гуно принимал стероиды и не ел ничего, кроме яиц, круп и лошадиного мяса. Равновесие нарушил телефонный звонок: журналист молчал в трубку и записывал реплики сонного Разносчика. И тогда вышел первый номер "Абракадабры", и пипл хавал, и равновесие оставляло свой отпечаток на пальцах тех, кто прикасался к колонке журналиста. Кот Войны не любил нового хозяина, и пробовал его убить, но зубов и когтей было недостаточно. Тогда Войска сошли с Кота ночью прямо в рот храпящему Борцу Гуно, но тот услышал, и сбросил Кота в сторону стены. Равновесие поглотило войска, пыль образовалась в раме портрета Ночи и стала быть частью жилплощади." - глава заканчивалась, начиналась следующая:
"Пришествие Сильвера. Отрывки.
Существует много версий данного мифологического блока, но основная и наиболее заслуживающая доверия выработана нами, как раз под стать долгих раздумий в вечернем дыму Церкви. Так как если брать цепочки сказаний, и соединять их в ожерелья и бусы, то будем иметь длиннейшей и самое сверкающее, которое и предоставлено в настоящем издании, дорогие студенты и преподаватели"
Монах поморщился и отложил книгу в сторону, но так и не понял, что ему не понравилось в тексте. Зато он решил, что мифология - это почти то же самое, что настоящая жизнь, но в сто раз проще и в тысячу - гениальней. И тогда он встал с кровати и обратился к соседу по комнате. И тот ответил, что не против пойти погулять, а по пути позавтракать, и оттуда, из столовой, прихватить с собой двух кухарок, которых подменят понимающие подруги. Равновесие будет соблюдено, думали монахи, каждый в своём выражении, но сходясь к этой общей идее, выходя в деревянный коридор с плёнкой, защищающей от возможных пожаров.

Мальчуган сидел за высоким письменным столом и старательно выводил подводное чудовище. Предположительно, это был гигантский кальмар, но его щупальца в какой-то неземной ярости вздымались над поверхностью озера и были готовы атаковать удивлённого рыбака. Банка с червями, непропорциональная, как и её хозяин, стояла рядом, внутренней метафорой рисунка изображая водоём. Черви и щупальца, казалось, были родственниками.

Рисовал ребёнок простым карандашом, и с вполне конкретной целью: заполнить пространство настольной игры, выдуманной им самим по мотивам произведённых на фабрике. До этого лучшими его шедеврами была коллекция супергероев, суперзлодеев и других монстров, каждый со своей маленькой историей, самые везучие - с целой подоплёкой.

А когда произошёл разрыв, жизнь нашего героя резко изменилась. Мир не любит разрывов и, конечно же, всё сразу залатал. Но теперь художник был с той стороны границы между жизнью и искусством, а рисованные создания заняли принадлежавшую ему комнату, почётное место в семье, получили его социальные связи, слегка при этом изменив тех, кто был на других их концах.

Такие разрывы, как правило, происходят раз в сто лет, если брать за время наше нынешнее, 2010-й год, конец мая. Материя жизни, эластичная и хрупкая по разным показателям, при определённых обстоятельствах запутывается в такой узел, который, не разорвись он, вызвал бы мгновенную смерть Вселенной. Человека же при этом выкидывает на другую сторону мира, в пространство идей. Что и случилось с мальчуганом.

В первую очередь он обратил внимание на присутствие какого-то мужика в тоге и сандалиях, который внимательно рассматривал внезапного гостя.

- Приветствую тебя, отрок. - заявил наконец бородач и куда-то скакнул, оставив на месте себя ничего.

Отрок посмотрел на свои руки, притянутый идеально за гордый и правильный череп, и понял, что нужно делать. Ветви, которые его приютили, шелестели каждым листочком. Небо было внутри, армия шла на восток, а шар вывернулся наизнанку, давая пространство для зелёной, светящейся жидкости, убивающей здоровую плоть. Забавно, подумал он, как много всего, а раньше тут была только линия жизни, и ещё что-то... Он попытался сосредоточиться на том, что же тут было ещё, но сова, усевшаяся на его голову, так оглушительно орала, отражая экологические проблемы в лесах индустриального государства, что самым верным решением было всё-таки испугаться. Страх заключил нашего героя в защитный купол, и пространство вокруг стало изменяться немного по-другому, как если перестать разговаривать с живым человеком и включить телевизор на первом попавшемся канале, просто чтобы этого самого человека обидеть, да тут же совершенно искренне углубиться в интересную передачу.


Комната мальчика наполнялась разноцветными вихрями, пузырями, летавшими и оттого деформированными комками слизи, материализовавшимися образами - всё это выбегало из его чёрной фигуры, как из трубы пылесоса на видеозаписи, пущенной обратным ходом. Страшно представить, что случилось бы, выйди это всё за пределы каких-то тридцати сантиметров от тела. Оно растворялось в воздухе. Соседка снизу оторопело уставилась в потолок, из которого выступала абстрактная симметричная фигура, изменявшая свою форму и в то же время остававшаяся какой-то всё той же. Пожилая женщина была в прекрасном состоянии ума, но с тех пор помнила, что однажды стала жертвой безумия. Чувствовала, что то было не её, а какое-то бродячее, и подобных галлюцинаций в книгах, прочитанных ею, не описывалось.

Мать постучалась в комнату, предварительно удивившись наличию в вещах сына источника какой-то невиданной сумасшедшей музыки.

Мать набрала номер скорой, решив, что кого-то из них точно надо забирать.

Она, после долгой беседы, подписала документы о неразглашении и, пройдя определённые тесты, получила пожизненную прибавку к текущей и ко всем вероятным в будущем зарплатам.


А наш герой оправился от страха, или это ему надоело сидеть, обхватив колени руками, внутри купола - в любом случае он отправился дальше, искать бородача, которого, он вспомнил, видел когда-то по телевизору: лицо было ещё белее бороды, а камень глаз смотрел и в душу, и в небо, и просто куда-то за пределы. За пределами здорово, там часто бывает море, и поезда. А бывает отсутствие боли, неизбывной и долгой. Разное бывает. Откуда-то сзади на мальчика налетели трое первобытных людей, исключительно чтобы продолжить свою полную силовых аргументов беседу. Они досадливо порычали мимоходом на внезапную причудливую кочку.

Эти были не настоящими, понял он. Но как похожи!