|
- О, боже мой! – крикнул Геша. Он сразу понял, что его друг в большой беде. Когда он вспомнил, что тот тремя годами раньше пропал в ином мире, спокойствия это не добавило. К тому же Геша думал подружиться с новым Гравипуделем, прозрачным, как запотевшее стекло. Тот обретал всё большую плотность, но никогда не приближался к абсолютной непрозрачности – такие вещи свойственны только людям, ему же – никогда. Тем не менее, кроме этого забавного эффекта, в остальном Грави был даже лучше предыдущего – мать взялась за ум и исправляла ошибки. Геша спросил себя: “Что это было?”. Вариантов было два: Гравипудель жив, и его можно вытащить, или Гравипудель мёртв и теперь является ему в назидание. Второе означало бы сумасшествие, первое – необходимость посоветоваться с друзьями. На самом деле правдой являлось следующее: красная мантия Геши была той самой штукой, которая прикинулась граничной секцией и разговаривала с Гравипуделем. Гравипудель тогда убежал, а если бы попробовал, вразрез с самим собой, поговорить с Гешей, о котором не знал, что то был он, то его бы спасли. Но тогда не появился бы прозрачный вариант Грави. Тем не менее, Геша пошёл и уточнил. Ему сказали, что да, круто, давай спасём нашего три года как мёртвого друга. И вот они собрались дома у Крапинки. Он разложил на столе принесённые Гравиной мамой вещи, памятные для неё, и теперь пытался понять, что с этим всем делать. Мать Гравипуделя ушла в тёмный угол и села в кресло, закрыв глаза. Она очень хотела вернуться домой до того, как её прозрачный сын вернётся. Шон смотрел на неё и думал, что она, наверное, будет рада, если у неё окажется два сына – одинаковых с лица. Может, думал он, они даже станут, оба, одной светопроницаемости. А если бы Шон лучше читал учебники, то нашёл бы в них, что, во-первых, Гравипуделя не спасти, во-вторых, прозрачный Грави погиб бы, а выглядело бы оно, как будто он растворился в дивном воздухе.
|